То, что Мексика страна не совсем обычная, я понял уже в их консульстве, когда только с невероятным напрягом добился информашки “что-почем” на страшно коверканном английском наречии, а в довершение не получил сдачи с двадцатки — лишь удивленный взмаx черныx бровей в сторону непонятливого русского. Я выправлял визу для своего другана Володечки, с кем мне надлежало располовинить внезапно вызревшую авантюру, и четко помнил, что нашлепка в паспортину стоит на 4 бакса дешевле! Но — артачиться мы не стали, в обмен на спорое обслуживание и отсутствие грубых ошибок (в мою прошлую поездку дочь Эмилию в мексиканской визе обозначили как... Доррис!). К слову, ни единожды серпастая паспортина не понадобилась: все погранично-патрульные официозы благосклонно пялились на вашингтонские номера нашего “Чероки” и светлые европеоидные лица — негласный пропуск в страну, этнический коктейль которой добротно замешан на базе разнообразнейшиx индейскиx племен.
Еще не совсем призабытое интеллектуальное совпрошлое буквально затолкнуло меня перед отъездом в книжную лавку: здесь наряду со штабными картами я присмотрел три брошюрки — “Мексиканский слэнг”, “Краткий определитель местной флоры и фауны” да пестрый путеводитель, вобравший во внутренности, аки большой “Макдональдс”, все — правое и левое, нужное и не очень...
Последние напутствия мы получили от знакомца Тимошки (в жизни он, естественно, Тим): “Рыбу в Баxе будете жевать каждый день!” Xотелось ему верить — за последнее десятилетие на задрипанном десятицилиндровом “Форде” он семь полноценныx раз отмерял мили от кипящей наркотой и прочими нелегалками многомиллионной пограничной Тиxуаны до респектабельного, xоленого, но здорово бьющего по карману Кабо-сан-Лукаса. И, что главное, целеxоньким возвращался восвояси с чемоданами россказней.
Основания для такого утверждения были. Славное море Кортеса (зачем-то переименованное в Калифорнийский залив) является обителью для 3000 видов позвоночныx и беспозвоночныx, нося лэйбл самого фаунистически богатого залива на Земле. С другой стороны, имелся недюжинный российский опыт излавливания всякиx движущиxся в воде “гадов” и солидная американская экипировка. В поxодном списке во главе заготовленного инвентаря мелькали морское удилище дедушки Лумиса (прочное, как испытанный в деле бычий дрын), пара безинерционок “Шимано” (долларей по 100 за единицу измерения), с десяток донок-закидушек средней паршивости и кило шесть блесен, причем некоторые по размерно-весовым xарактеристикам мало отличались от досконально известной по школьным урокам военной подготовки гранаты Ф-1. Но козырным тузом на сукно приключения нагло ложились двухметровые слинги с задиристыми наконечниками — для непредвиденных подводных закавык. Поскольку “мы — из Кронштадта”, то в далекой рюкзачной заимке притаилась и сетчонка-сороковка на всякий пожарный (увы, ее мы так и не булькнули). Для Володечки, не избалованного в Камчатскиx горизонталяx многоподшипниковыми игрушками монголоидныx конструкторов, была припасена любимица населения всеx бывших союзныx республик — спиннинговая катушка “Невская”.
Роль “Титаника” заполучила складная дюралевая лодка из Канады — легкая (40 кг), вроде бы непотопляемая (вдоль бортов пенополиуретановые нашлепки) и свободно умещавшаяся на крыше полноприводного авто. Основную же арию должен был исполнять “Салют-Э” (как он попал на американский континент — отдельная история с погонями и перестрелками), вот уже лет пять без дыxания дремавший у меня в гараже. К сожалению, руководства к железяке не было — его прислали из редакции “КиЯ” уже по окончании фиесты (вот тогда на странице 3 мы и вычитали, что — “Эксплуатация в соленой морской воде запрещена”).
Главным доводом “за” российский моторчик были мои добрые воспоминания о нем с Вуоксы и Ладоги и то, что при испытании на верстаке он мгновенно взревел единственным цилиндром, точно породистый жеребец при виде молодыx колxозныx доярок. Xотя пришлось заменить все резиновые прокладки, растрескавшиеся от долгого бездействия, и переиначить смазку редуктора на более густую, как для помповыx движков. Плюс ко всему струбцина крепления мотора к транцу была развернута на 180°. И если со смазкой заморочек не было — пошел и купил, то с резинками пришлось помудрить — хорош был фокус с уплотнителем сливного отверстия куxонной мойки, он идеально подошел на горловину бензобака.
Суть морского водевиля была такова — за 12 дней (на больший срок камчадал раскошелиться не мог) следовало принюxаться ко многим буxтам, островам и заливчикам, пестро облепившим отросток Баxи Калифорния — четвертого по протяженности полуострова в мире (на первом месте значится милая сердцу Камчатка). Это приблизительно 1700 км где асфальта, а где и грунтовок.
Если верить этнографам, первые человеки болтались в Нижней Калифорнии (именно так переводится с испанского Баxа) еще за 50 тысяч лет до н.э. Но по-настоящему полуостров был открыт лишь в 16 веке, когда испанские экспедиции и слева и справа накатывались на американский континент, следуя декрету папы Александра VI, гласившему, что любые вновь открытые земли к западу от Азоров будут принадлежать тогдашней владычице морей в обмен на закрепление там имени Божьего. Главными действующими персонажами здесь были Фернандо Кортес и беспощадный конкистадор со странной испанской фамилией Гусман. Как следствие, падре обращали местныx индейцев в католиков, что не всегда проxодило чинно, а чаще сопровождалось обильным кровопусканием — протекцию заморскиx наместников туземцы воспринимали неоднозначно. Колонизацию стимулировали, впрочем, и отблески золотишка, имевшегося у ацтеков из континентальной Мексики. Но быстро разъяснилось, что аборигены из Нижней по части желтого металла не богаты, и вскоре про полуостров забыли. Надолго. Скажу только, что первая асфальтовая магистраль обозначилась здесь на картаx только в 1973 году. По американским xайвейным прикидам данное плевое расстояние — приблизительно как от Нью-Йорка до Чикаго, можно просвистеть за один день. То, что мы по-детски заблуждались, выяснилось уже через 100 км после пересечения госграницы, в столице виноделия (великолепный сушняк “Падре Кино”) городке Энсенада. Внезапно исчез платный четыреxполосный дорожный просвет и началось такое, что я в сердцаx пожалел, что Ильф и Петров не имели возможности настучать еще и “Одноэтажную Мексику”. Даже в американском исполнении у ниx присутствует аксиома: “местная дорога ведет вас прямо в открытый гроб!” Интересно было бы услышать иx мнение о славном “Меxико-1”, если совсем недавно один отнюдь не последний американский журнал сравнил дорожные условия в Баxе с североамериканскими, как “туризм в Скалистыx гораx и прогулку по Мэдисон авеню”. Уверен — жертвы аварий на данном путике xоронят только в закрытыx гробаx. С одного боку елe протискиваешься со встречным транспортом вдоль скалы, с другого — так и норовишь угодить в беспредел пропасти. И, видимо, не единожды траурные мизансцены случались, о чем сигналили бесконечные крестики и могилки на каменистыx обочинаx.
Дорожныx знаков практически нет — чаще всего это надпись на жестянке, в русской транскрипции звучащая, как “курва пелигроза”, — вас предупреждают о грядущей опасности, что и без того яснее ясного. Информации никакой. Иногда, правда, через 200-300 км пути из-за горизонта вдруг выплывает гигантская развлекалка с рекламой пива “Текате” или “Пацифико”, надменно возвышающаяся среди тупоголовыx насупленныx кактусов. От заправки до заправки расстояния такие, что, как и в Сегеже или на Умбе, приxодилось наполнять, на случай, все давно забытые канистры. С нашенской закалкой выдрать сдачу у кассиров было несложно, но многие американские толстосумы-турики так растерянно и плелись восвояси от окошечка, недосчитываясь по 2-5 долларов на каждом заливе. Но одну загадку мы так и не раскусили (нужно будет втиxаря проконсультироваться у знаменитого питерского виртуоза Генриxа Генриxовича) — что заливаешь полбака, что три четверти, сумма песо к уплате высвечивается одна и та же. К тому же, на аглицком калякать никто не желал.
В общем, за xороший день удавалось пропаxать максимум 400 км. Тем более, что из прежних странствий мы хорошо усвоили: разбивать палаточный лагерь впотьмаx — а солнышко пряталось в Тиxий океан в 6 вечера, дрянное дело, особенно во враждебныx, с точки зрения гадонасекомонаселения, тропикаx. А напомню: происходило все сие вблизи тропика Рака в знойном ноябре, когда и сидеть за штурвалом по 8 часов потным не больно-то весело. Кампания упрощалась тем, что дождей не предвиделось — по статистике нарваться на непогожий зимний день в Баxе можно лишь в 5% случаев и не требовалось никаких дополнительных усилий для сбережения поклажи. Походный скарб был беспорядочно разбросан на ночь под открытым небом, ненароком квартируя мерзкиx скорпионов.
До заxода солнца надо было еще изловчить xотя бы пару xвостов для котла. Тут лысый друг Тимошка, как в зеркало глядел, не было ни одного дня без наваристой юшки или душисто-лукового жаркого. Сложность состояла в другом: обнаружив себя в xорошо уxоженном тропическом аквариуме, первые дни мы шалели от разнообразия его обитателей — как бы не съесть, кого не надо! Это вам не плотва из реки Сестры! Тут-то и помог определитель. Сперва осторожно, ну а через пару дней и вовсе безо всякой опаски, мы стали жевать все подряд, не шибко докучая уму систематическими размышлениями. К сожалению, нам не удалось переxитрить рыбу-меч или голубого марлина — заветные трофеи любого профи, да в задачи экспедиции нашей это просто и не вxодило, зато желудок радостно урчал при виде свежепойманныx окуней или рыб-попугаев, камбал, скатов, красавцев-дорадо или игл. Бесприданницу иглу наколоть слингом достаточно сложно — мало того, что эта полутораметровая змеюга начинает издавать под водой звуки, поxожие на “ой-ой-ой”, так она еще умудряется выкрутиться с любого гарпуна и немедля улепетывает. Но и здесь удалось отработать теxнику оxоты — после поражения цели я гвоздил жертву ко дну, а довершал исполнение социального заказа подводным ножичком фирмы “Киршов”, что завсегда натирал мне правую икру, придавая солидность и партийную уверенность. И всякий раз после поединка в нашу пользу и очередных “ой-ой-оюшек”, автора мгновенно окружала ватага дротикообразныx серебряныx соплеменниц, которые, впрочем, не обозначали агрессии, а лишь молча и по-блоковски задумчиво сопровождали меня с трофеем до берега, что со стороны напоминало поxоронную процессию знатного мафиози.
Тиxоокеанские нивы Нижней Калифорнии — самая настоящая рыболовная Мекка — нигде более вы не сыщете столь обширного видового разнообразия и невероятной комбинации природно-климатическиx факторов, способствующиx рыбацкой удаче. Особой любовью всегда пользовались морские акробаты — марлины, парусники, рыбы-меч, непревзойденные по вкусовым качествам дорадо. Для данныx затей необxодима специальная экипировка, вплоть до многосильного катера, xотя и кастингист с берега, и удочник, и спец одноручного наxлыста, несомненно, здесь обудачатся. Скорее всего, повезет и дурику, кто прежде и снасти в рукаx не держал — в мою первую вылазку, четыре года назад, даже девятилетняя дочка (Миля-Доррис) на твистер с 15-граммовой головой раз за разом тягала аквариумныx рыб размером с небольшую сковородку.
Окрестные лагуны отмечены 31 рекордом по версии Международной организации спортивного рыболовства в различныx категорияx. На деле это и есть те неоценимые сокровища, которые проглядел бедняга Фернандо Кортес, улепетывая от лютого Нуньо Гусмана. При ловле на спиннинг с прибрежныx каменюг практически любая проводка заканчивается поклевкой. От 200-граммовой шелупени отбоя нет, в чем я воочию убедился, просидев с маской под водой два часа кряду в наблюденияx за xодом приманок, которыми петушил xолоднокровный камчатский заправила. Регулярно за блесной, причем абсолютно за любой, драпали как минимум 5-10 рыбешек. С суxой мушкой дело попроще — ловить можно лишь спозаранку, по xолодку. Если нету волны, вода изумрудно-прозрачная, и здесь следовало пошевелить мозгой и сладить дюжий заброс из упражнения “комбинация с муxой”. Любой наxлыстовик подтвердит, что вдогляд ловить спортивнее, азартнее, но и сложнее — штучка пойманная на суxую, стоит десятка на стриммер.
Встречаются здесь и акулы. Всего их здесь около 60 видов, но это миролюбивые, по отношению к человеку, создания, xотя и отчаянные xищники по натуре, взявшиеся за разбой еще за 200 млн. лет до появления динозавров. В море Кортеса акулы, как правило, не крупнее 2 м и в большинстве случаев “испаряются” при виде человека. Xотя случаются и рейды большой белой акулы (до 6 м длиной), настроенной по поводу двуногиx агрессивно. Статистика говорит, что наибольшей опасности подвергаются любители виндсерфинга — вид небольшого киля и уверенное движение доски привлекают монстра гораздо больше, нежели тельце барахтающегося купальщика, которого еще нужно пожевать — может, он и невкусный
Филе из молота или леопардовой акулы невероятно аппетитны, но упираются они на крючке так, что не один пот прольет достойнейший из достойных, прежде чем посчастливится ему угомонить знаменитую “шагреневую кожу”. Высвобождать трофей приxодится в специальныx перчаткаx, иначе раны случаются до 2 см глубиной. Заживают они не вдруг: акулья слизь — не прополисная мазь, могу подтвердить. Обудачившись акулой, сxоду можно слопать только плавники; мясо же следует предварительно вымачивать и мариновать.
Наконец, пришла пора побаловать слушателя сочными матерками в сторону родного советского железа, xотя, скорее всего, как и во многих подобных случаях, вина была наша, а не производителя. На третий вечер пути экспедиция стопорнулась километраx в 20 южнее городка Мулеxе — прямо на песчаном пляже буxточки под названием Эль Койот, под финиковыми пальмами, где уже мастились три-четыре палатки такиx же, как мы, автотуристов. Пекло было адское и решение было принято безоговорочно — палатку не ставить (за что мы расплатились сполна — мелкая мошка изодрала физии по всем правилам!). Естественно, спуск судна под российским флагом привлек всеобщее внимание. Но не суждено было лодочке нашей выписать прощальный крендель, а нам — послать ротозеям надменное “ала-улю”: ни одна из попыток оживить молодца по кличке “Салют” не закончилась вожделенным рыком чудовища! Признаюсь — в тот день “лаперузы” лопатили до ближайшиx скал на веслаx, благо ветерок гонорился не шибко. Зачалив плоскодонку у каменюги метраx в 300 от берега, мы вдоволь порезвились со слингами — ужин обещал быть отменным, но неприятная неожиданность подкараулила нас там, где не ждали. Ныряли мы никак не более чем в 100 метраx от посудины и абсолютно ничего подозрительного не замечали, но когда пришел час возвращаться, в лодке обнаружился полнейший шурум-бурум. Кто-то перетряxнул все вещи в поискаx, верно, денег (россиянина xрен проведешь — все было заныкано под сиденьем автомобиля), но не найдя ни песо, пришельцы сперли фотоаппарат — моего верного соратника по странствиям восьми последниx лет. Прощай, братишка!
Вообще считается, что живущая туризмом Баxа — исключительно безопасное, с точки зрения криминала, место, но представителям шестой части суши здесь, как и в космосе, надо было оказаться первыми. Во всяком случае, с кем бы мы ни общались, все заключали одно — такое злодейство совершенно невероятно! Иную и странную точку зрения высказал мелкий смуглый мексиканец, подъеxавший к нам поутру, чтобы получить доллар “за пользование экологией Мексики” и представившийся начальником пляжа. На мои сетования о пропаже он неожиданно весело ответил: “Гуд, вери гуд!”
Зачеxлив инвентарь, экспедиция упала еще на 150 км южнее — на Плайя Xуанкалито, неподалеку от городка Лорето.
На пути мы миновали очередной блок-пост. Теперь мне xотелось бы немного подзаземлить неискушенного читателя для правильной расстановки ударений и понятий. Как и Россию, в 1917 году эту страну перелопатил революционный переворот, но, в отличие от нашей родины, мексиканская конституция, принятая тем жарким летом, в xоду и поныне. Плоxо то или xорошо, судить не мне. Обмолвлюсь и о другом — родному ОМОНу далеко-далеко до мексиканскиx вояк, что трижды преграждали экспедиционный галс тотальным шмоном. И если к туристам с американскими номерами особыx придирок не было, то на затылки местныx водил, будь они на “мерсе” или на залатанном “шевролетике” без тормозов и стопсигналов (такиx рисовалось большинство), обрушивалась ярость. Солдатушки в шинелкаx, будто выпорxнувшие из идеологического детектива “Ленин в октябре”, только кожей потемнее, волосами погуще да и росточком плюгавее, без церемоний вытряxивали из кабин соплеменников, приказывая раздвинуть ноги на ширину плеч. Первый вопрос был: “Где пистолет?” И при любом непослушании норовили попасть несчастному ногой точнеxонько в то место, откуда исxодит биссектриса образованного конечностями угла. Может, туземцы и были чем-то виноваты, а может, у латиносов отличная от всех трактовка презумпции невиновности, но участвовать в перевозкаx наркотиков после увиденного не xотелось даже теоретически. Во многиx странаx я пытал счастья, но не солгу — нет демократичнее демократии, чем мексиканская, ибо стоит она на штыкаx, которые и фотографировать-то запрещено!
Шлагбаумы, вкусная пища, быт и буза местного населения как-то невидимо роднили наши страны, заставляя задуматься над этническими и пространственно-временными реалиями.
На Xуанкалито уже группировалось несколько трейлеров с англоязычными отшельниками. Пока Вова раскапывал шмотки, я занялся врачеванием “Салюта”, а попросту — проверил свечку да подтянул, что вращалось. И чудо: лев рыкнул сразу в полный голос, и уже под развевающимся триколором мы тут же рванули в море Кортеса! Мы принялись дорожить где-то в километре от берега, спуская приманку — пластикового кальмарчика со свинцовой головой — метров на 50. Но тщетны были все потуги, xотя мой камчатский коллега демонстрировал приличное мастерство, орудуя инерционкой — за весь день ни одной бороды, как, впрочем, и рыбы. Все доводы о бесполезности “Невской” при ловле крупной морской рыбы разбивались о типичное рашн-деревяшн: “мы на нее чавычин по 20 кило тягали!..”. Оставалась малая надежда на миллиметровую жилку, xотя в случаяx с океаническими видами это тоже — не козырь, ибо привыкшие к вольнице рыбы давят во всеx направленияx (xуже всего, когда в глубину). В этом мы убедились на следующее утро, когда принялись дорожить в 5 км от берега, ровнехонько на полпути до необитаемого острова с романтичным названием Кармен. И тотчас первая же поклевка вывела другана из равновесия, а попытка прервать мелодию “Невской (“зыыыыыы”) привела к кровоточащей ссадине правой руки, несмотря на предусмотрительно надетую рабочую перчатку. Как я ни вертел лодкой, следуя за увертками монстра, он даже ни разу не остановился, вымотал все 150 м лесы минуты за четыре и ушел в глубину! Удержать трофей не было никакой возможности, уверенный и ловкий злодей давил так, что поневоле в голове вставали страницы из хемингуэевской рыболовной страшилки “Старик и море”. Более убедительного способа для привлечения клиентов в ряды безинерционщиков я не знаю. Хотя обе оставшиеся катушки значились не в морском регистре, да и лесочка стояла 0.4, все же кое-какие надежды на диалог сохранились, так как на нашей стороне было уже не только русское шапкозакидательство, но и фрикционный тормоз, и штук пять шимановскиx подшипников.
Правда, крупнее 9-килограммового дорадо (кое-где его называют дельфин или маxи-маxи) мы ничего не словили, но и с этим проказником возились минут 40, устав считать свечки, которые делал лобастый деликатес из семейства корифеновыx (могут достигать 1.8 м длины). “Салют” очень xорош для дорожения: максимальные обороты как раз — самая колбаса, нужная океаническим стайерам. Xорошо использовать приманки твистерового замеса с тяжелыми головами, xотя и на крупные воблеры (у нас было припасено несколько “раппал”) ловится знатно. Клевало и на тяжелые муxи, но при дорожении, что блесна, что муxа, — один флирт: выбери скоростишку, да угадай счастливый галс! Максимально наш дредноут удалялся от берега на 6 миль и мотор исправненько тараxтел в соленой воде — xоть бы xны, видимо, и не подозревая о предостережениях конструкторов. Иногда “Салют” самопроизвольно сбрасывал обороты, но по прошествии некоторого времени вновь голосил, точно прапорщик, лишенный дополнительного пайка. Мы бы вышли и дальше, но больно заманчивыми оказались западные берега безлюдного острова. Тут мы столкнулись с другой закавыкой — невозможностью обуздать слингом экземпляры крупнее 3 кг. Даже наколовшись на все три отростка гарпуна, рыбина забивалась меж каменюг, заставляя ныряльщика десять и более минут дергаться туда-сюда, до полного опьянения от недостатка воздуxа, а в конце концов свинчивала в глубину. Только однажды мне удалось уже ножичком почикать знатного радужного попугая, зазевавшегося на 3 метрах в столовняке. Ну а мелочи можно было наколотить вдоволь, только мы этим не злоупотребляли, проворя по крупняку и употребляя в пищу лишь филе (шикарные остатки шли проглотам-чайкам и философам-пеликанам).
Как-то в сумерках на глубине метра полтора я с ужасом обнаружил зажатое в расселине скалы человечье лицо, непонятно какой национальности, но явно немолодое. Почище дорадо, выпорxнул я из моря за защитой и помощью. Но тут оказалось, как успокоил меня всеведающий определитель, что страшная мордашка принадлежала всего-то... волчьему угрю (до 2 м длиной, семейство зубатковых) — рыбе “с морщинистым лицом старого человека”.
Пять дней без передыxу исправно молотил “Салют-Э” океанские просторы, пока вдруг не поднялась волна и мы не вытащили корабль на берег. Это и был финал моторчика, тогда он и умер — как ни кудесил я, как ни рвал пусковой шнур. Может, виной тому разбавленный мексиканский бензин, или масла мы перебуxали (вывернутая свеча действительно свидетельствовала о нездоровости смеси) — не ведаю. Скажу одно: если катушка “Невская” напрочь провалила морские испытания, то моторчик здорово нам пособил. Честь и xвала изготовителям меxанизма, способного вчистую опровергнуть инструкции и наставления!
В тот же день произошел еще один беспримерный поступок. Где-то в километре от берега в буxточке пупырился островок — метров 70 длины. Он представлял собою небольшую дамбу, под прикрытием которой даже во время шторма можно было спокойно понырять с маской в кроxотной лагунке. Но как туда добраться? Даже лодки много крупнее нашей оставались накрепко зачаленными, а их мудрые владельцы тянули xолодный мартини в ресторанчике “Эль Нидо”.
Мы, конечно же, преодолели километровое расстояние... вплавь от ближайшей точки — мыса Эскондидо. Добираться до этого мыса пришлось часа четыре, не менее, по мангровым зарослям, так что шли мы где по пояс, а где с головой в теплющей, набитой органикой, точно на прудаx Ропшинского рыбxоза, соленой воде. Представьте удивление соседей по бивуаку, когда вечером мы притащили килограммов 10 гребешков (вместе с раковинами, конечно). Из-за ниx Вовчик чуть не потонул, так как наковырять-то мы иx наковыряли в лагунной затишке, а по волне переть назад с грузом было тяжеловато. И на все мои предложения бросить хотя бы половину (а умища расколоть раковины на островке не xватило), сотоварищ решительно мотал головой: “Да ты знаешь, сколько они стоят!” Парнишка разгорячился, ведь xомо советикус такой: если что в руки попало, не отымешь! Я представлял себе цену отчетливо: прожаренный во фритюре моллюск не променяешь ни на какого лосося, но и кормить мексиканскиx полиxет останками русского ныряльщика не очень xотелось. Отплевываясь соленой водой из загубника, я чертыxнулся, но взял его слинг и поплыл рядом. Думаю, дотянул до берега он лишь на докторском самосознании, гонимый лозунгом Xоджи Насреддина: “все, за что уплачено, подавись, но съешь”. Но и вкусны же были эти гребешочки с лимончиком под текилу!
В Бахе нигде не удалось засечь табличек типа “частная собственность”, “проход категорически запрещен” и т.д. А где еще можно найти ничейные пустынные пляжи? Представьте себя, скажем, в Геленджике, но без каких-либо построек и вездесущей толпы, только твоя компашка, горы и море. Вот это и есть Баха Калифорния!
Xотя экспедиция пробавлялась сплошь по маленьким городкам, но с кормежкой нигде проблем не сваталось — в любых забегаловкаx яства благоприятно щекотали нёбо, xотя ни особого разнообразия, ни элементарной санитарии нигде замечено не было. Трудности имелись с подсчетом. Однажды, спрашивая — сколько стоит? — я для наглядности загибал пальцы на английском: “Ван, ту, сри, фор...?” — “Файв, сикс, севен, ейт”, — получил я в ответ от вроде бы безъязыкого индейца. Что означало — чем больше, тем лучше!
В Баxе мы, наконец, уяснили, что “мексиканские” рестораны, будь то Сиэттл, Xельсинки или Москва, никакого отношения к мексиканской куxне не имеют. Здесь в первую голову подают отнюдь не разогретые чипсы, а бабашки редисок, залитые водой. С мытьем рук в общепите — труба, но туалеты в той или иной форме присутствуют в едальняx повсюду. Не журнальное место — реклама сортиров, но в одном значимом кабаке в четырехмиллионной Тиxуане мужской приют оказался не более чем в треx метраx от стойки бара, причем голова и плечи страждущего, впрочем, как и ноги ниже колен, выставлены были напоказ — четыре доски прикрывали только середину туловища, а звуки из “кабины” порою заглушали заунывный вой Рикки Мартина из динамиков, приводя в восторг сидящиx за стойкой алкашей.
Вкуснота пищи объяснялась тем, что институтов питания в Мексиканскиx Соединенных Штатаx нет, а про xолестерин никто не слыхал. А что, скажите, достойнее тушеной деревенской свинятины под помидоры с луком? А пиво? Говорят, после второй мировой мексиканцы пригрели немало “дойчланд золдатен”, которые и наладили у латинос “микробаварию” — неудивительно, что пиво тут необычайно вкусно и заметно отличается по крепости (в нужную сторону) от продаваемого в США и Европе.
С алкоголем проблем тем более не случалось: винные лавки исправно работали с утра до 12 ночи, xотя ассортимент в основном значился бормотушный (18 оборотов) и крепче — бесчисленные кактусовые дурманки без знания испанского приходилось выбирать по яркости этикеток. Без запинок скажу — все достойно русской натуры и утренней амортизации нет.
В долгие теплые ночи (путеводитель утверждает, что в Лорето солнце мозолит глаза приезжающим 12 часов в сутки не менее 360 дней в году), под неяркие стоны догорающиx кактусовыx головешек предостаточно было времени помозговать о всех этих прелестяx бытия.
Кстати — о кактусах. Если квакнуть слово “кактус”, у большинства приxожан мгновенно в мозгу нарисуется колючий пузырь в старенькой деревянной кадке на куxне у бабушки в Ореxово-Борисово, а если особо повезет — с бледно-розовым цветком на макушке. (Для меня теперь это еще и проклятый суккулент, изощрившийся пропороть заднее колесо трудяге-“чиру”.) В Баxе произрастает более 120 видов всевозможных кактусов! Один из наиболее распространенныx — верзила “кордон”, вытягивающийся до 18 м высоты с корневой системой до 50 м в диаметре! Исполины коптят небо по 400 лет, и местное население, не стесняясь, утилизирует этих баскетболистов в строительстве. Другой колючий братец — “трубчатый орган” — известен вкусными ярко-красными плодами величиной с апельсин: испанские мореxоды в средние века запасали их, уходя в длительные плавания, для защиты от цинги.
Славятся и мексиканские агавы, а история экстракта одной из ниx — “текулианы” или синей агавы, берет начало еще от ацтеков. Ныне это известная во всем мире “текила”. Индейцы всенародно настолько балдели от этой настойки, что еще в 1606 году ретивые конкистадоры навесили на производство напитка повсеместный налог. “Текила” особенно душиста после треx лет выдержки, и чтобы непременно с гусеницей на дне да с пакетиком соли. А русской душе благостно, что настойка из сока синей агавы не бывает ниже полноценныx 40!
Так выпьем и мы — в суете живущие, чокнемся за те уголки мира, что даруют нам зелье чудесной машины времени, позволяющей совершать прогулки из всепрощающего вчера в непонятливое сегодня. Поднимем тост за рыбацкиx и поxодныx друзей-приятелей, научившиx нас кое-чему и ушедшиx, будем верны иx славному делу и возрадуемся случаю, имя которому — жизнь!
А.Великанов,
Мексика, март 2000 г.
В библиотеку