Генадий Несис,
гроссмейстер ИКЧФ,
заслуженный
мастер спорта

Почти сбывшееся пророчество

Роль лидера в свете волшебного фонаря

Удивительно, но труднее всего принимаются на веру абсолютно правдивые истории. Этот парадокс особенно заметен в мемуарном жанре. Старые пророчества выглядят наспех изготовленными новоделами, а непредвиденные совпадения воспринимаются, как давно промокший под дождем рояль в кустах. Не скрою, я и сам с большой долей скепсиса относился к восторженным воспоминаниям, скажем, театральных деятелей, в которых скрупулезно описывают детали своего туалета или размеры букетов, брошенных к ногам во время премьеры, состоявшейся каких-нибудь полвека назад. Однако с годами убеждаюсь, что этот скептицизм далеко не всегда обоснован. Нюансы разговора или мелочи быта, которые в силу своей сиюминутности (и потому несущественности), казалось бы, не должны запечатлеться в нашем отягощенном более значительными переживаниями мозгу, неожиданно спустя много лет вспыхивают некими квантами памяти, напоминающими кадры из старой киноленты или фрагменты из давно забытых детских снов. Эти кванты могут быть по своему содержанию и трагичными, но, как это ни странно, все чаще вспоминаются мимолетные моменты радости или хотя бы внутреннего покоя. Порой на уровне подсознания мы ощущали значимость и фатальную скоротечность этих редких минут, но, тогда все же, как Фауст, не сумели или просто не успели воскликнуть: "Остановись, мгновенье, ты прекрасно!". Сейчас, по прошествии времени, именно такие мгновенья воссоздаются в нашей памяти весьма объемно и подробно. Может быть, это свойство дано нам свыше в качестве хотя бы небольшой компенсации за те горькие утраты, которые понесли мы в прошедшие годы.

Иногда кадры из волшебного фонаря возникают как бы сами собой, а иногда требуются усилия, чтобы настроиться на определенную волну, и вдруг происходит маленькое чудо - мы возвращаемся в нашу юность...

Итак, волшебный фонарь включен. В маленькой комнате старинной петербургской квартиры два молодых человека анализируют за шахматной доской какую-то модную тогда, четверть века назад, дебютную позицию.

Навожу резкость и почти наяву вижу знакомую пешечную структуру из классического варианта староиндийской защиты. Оба действующих лица возникшей сцены мне также неплохо знакомы. Один из них - автор этих заметок, другой - мой тогдашний сосед по Баскову переулку, старший друг (разница в возрасте, составлявшая четыре дня и четыре года, была тогда еще достаточно ощутимой) и непререкаемый авторитет в области шахмат, да и не только в них, - Геннадий Сосонко.

Прошлому, к сожалению, не дано возвращаться, но когда в декабре во время супертурнира в Лас-Пальмасе на открытой террасе отеля "Cоncоrde" мы вновь вернулись к анализу той позиии, почудилось, что по мановению какого-то небесного киномеханика, лента времени раскрутилась назад. Были те же реплики, та же мимика, наконец, шахматные фигуры летали по доске по тем же правилам, а фантастический вид разбивавшихся о каменную набережную могучих волн воспринимался лишь как эффектная декорация, созданная рукой блестящего художника-мариниста, которому ничего не стоило перенести нас из заснеженного петербургского переулка на сказочный остров, расположенный посреди Атлантического океана. К реальности возвращали нас два обстоятельства. Одно, чисто внешнее, - говоря изысканным слогом великого Фирдоуси, "пыль камфары" - на наших головах. Другое, глубоко внутреннее, - двадцатипятилетний опыт нашей быстротекущей жизни, который, несмотря на свою разнородность, к счастью, не развел нас по разные стороны баррикад...

Помню, в шахматной секции ленинградского Дворца пионеров, через школу которой в разные периоды прошли многие выдающиеся гроссмейстеры, практиковался такой своеобразный тренерский прием. Юному любителю шахмат предлагалось выбрать себе лидера, то есть близкого по стилю известного мастера, чтобы строить свой дебютный репертуар, сообразуясь со вкусами избранного мэтра.

Не знаю, насколько этот метод эффективен в шахматной педагогике, но в жизни он встречается сплошь и рядом. В отрочестве без такого образца для подражания, как правило, чересчур идеализированного кумира, с которого берешь пример, обойтись довольно трудно.

Мне в этом смысле повезло: такой образец для подражания был у меня с самого раннего детства. Главную роль в моем воспитании сыграл мой дед Иосиф Федорович Альтшулер, в котором удивительным образом сочетались тютчевская сентиментальность старого русского интеллигента с мудрым юмором героев Шолом Алейхема. Его лингвистически безупречная и даже несколько архаичная русская речь, пересыпанная еврейскими анекдотами и остроумными байками из собственной жизни, рождала незабываемые устные рассказы, вызывавшие неизменный хохот и восторг любой аудитории, будь то студенческое общежитие или ученый совет вуза, рафинированная публика прибалтийских курортов или разудалая компания пильщиков дров, собиравшаяся в ожидании заказов у популярного пивного ларька. Для молодого или мало информированного читателя поясню, что центр Ленинграда жил в те времена еще в эпоху печного отопления. Однажды в особенно лютую зиму, когда отапливать большую квартиру стало нечем, один из пильщиков, видимо, очарованный дедушкиными рассказами, выломал тот самый деревянный ларь и приволок его на санях к нашему дому. Наши голландские печки весело поглотили в своем чреве этот маяк культуры районного масштаба. Юридически небезупречный, но благородный поступок Федора Сидоровича (почему-то запомнилось даже его имя) можно сравнить разве что с романтическим подвигом Данко.

Именно в эту, для многих доисторическую эпоху постоянным и желанным гостем нашего дома стал мой обаятельный тезка Геннадий Сосонко. Особенной симпатией пользовался он у моего деда, который сразу оценил в нем тонкое чувство юмора и блестящую способность к импровизации. Несмотря на разницу в возрасте чуть ли не в шестьдесят лет, он величал моего друга уважительно по имени-отчеству, что в какой-то мере было лестно мне самому и придавало особый колорит нашим дружеским отношениям.

Помню визит Геннадия после смерти моего деда в 1970-м. Он не произносил высоких слов. Просто поклонился и поцеловал руку моей бабушке. И этим почтительным и трогательным жестом было сказано все, что хотелось выразить ему в этот тяжелый для моей семьи час. Во всяком случае, моя бабушка, знавшая толк в аристократичеких манерах и обладавшая тонким вкусом и тактом, оценила этот жест сочувствия и соболезнования по достоинству и вспоминала о нем до конца своих дней.

Пожалуй, с этого момента Геннадий становится моим истинным лидером. Именно по его совету я начал играть по переписке, а затем, следуя его примеру, занялся профессиональной шахматной деятельностью. Приступая к игре в двух заочных турнирах - четвертьфиналах ХII чемпионата СССР и второго Кубка мира, - я, естественно, обратился за советом к старшему товарищу, имевшему опыт не только педагогической деятельности во Дворце пионеров, но и работы в качестве тренера-секунданта великого Михаила Таля, а впоследствии и Виктора Корчного. Причинно-следственные связи подчас принимают в нашей жизни весьма причудливые формы. Так, именно благодаря сотрудничеству Сосонко с этими корифеями мне представилась возможность испытать себя в качестве шахматного работника и преподавателя. Дело в том, что в городском шахматном клубе имени М.И.Чигорина со времен директорства легендарного Наума Антоновича Ходорова существовало непреложное правило: если хочешь уехать на сборы или соревнования - найди себе временную замену. И вот в роли такого временно исполняющего обязанности сначала методиста клуба, а затем и тренера Дворца пионеров мне и довелось замещать Геннадия на период его отлучек с М.Талем и В.Корчным.

И вновь в памяти оживают кадры из далекого 1971-го. Рассматривая возможности белых в излюбленном варианте староиндийской защиты, Геннадий как бы невзначай заметил: "А ты бы мог стать чемпионом мира по переписке".

Такое заявление я мог воспринять только как шутку. Достаточно мысленно представить себе тот тяжкий маршрут, который надо преодолеть кандидату в мастера, чтобы приблизиться к заочному Олимпу. Для достижения этой совершенно фантастической цели необходимо было последовательно и единолично выиграть четверть- и полуфинал, а затем завоевать Кубок ИКЧФ, в финальной части которого на старт выходили более двух тысяч опытных шахматистов-заочников из сорока с лишним стран мира. И лишь это достижение давало право бросить перчатку шестнадцати сильнейшим мастерам игры по переписке.

Взобраться на вершину Олимпа можно было и по другому, не менее крутому склону - одержав победы в четвертьфинале и полуфинале чемпионата СССР, а затем и в финале, - заняв первое-второе места, что, впрочем, обеспечивало выход лишь в 3/4-финала - своеобразный турнир претендентов. Выйдя из этого чистилища призером, можно было принять участие в очередном, ХII финале чемпионата мира.

Путь к медалям по первому, внешнему, маршруту должен был занять 15-16 лет, а по второму, внутреннему, - лет 17-18. Замегая вперед, отмечу, что мне удалось одновременно подняться по обоим склонам и оказаться почти синхронно в двух финалах чемпионата мира, что не могло не сказаться на итогах ХII первенства.

Конечно, в тот момент, когда были сделаны лишь первые шаги (или, точнее, ходы) по дороге к этим вершинам, возможность такого восхождения даже при наличии буйной фантазии и чрезмерного честолюбия находилась за гранью реальности.

Почувствовав мое недоумение, Геннадий, словно фея из "Золушки", дал мне несколько важных советов и вскоре покинул нашу сказку, улетев в другое королевство.

Сейчас, заканчивая свою карьеру шахматиста-заочника (мне представляется, что появление сверхмощных компьютерных программ резко сокращает творческое поле игры по переписке, и ее спортивная составляющая во многом теряет свой смысл), могу отметить, что удивительное пророчество моего друга почти полностью удалось претворить в жизнь.

После победы во II Кубке ИКЧФ путь в финал ХI чемпионата мира был открыт. В итоге - дележ 1-3 мест, золотая медаль, но... по дополнительным показателям почетный титул пришлось уступить доктору Фрицу Баумбаху, тогда еще защищавшему цвета ГДР, а ныне - президенту Ассоциации шахматистов-заочников объединенной Германии.

Все же, чтобы никто не усомнился в силе пророчества Геннадия Сосонко, мне пришлось стать чемпионом мира (правда, в командном зачете) в составе сборной СССР в Х заочной Олимпиаде, которая завершилась уже после распада государства, за чью спортивную честь боролись мы со товарищи. Остается только констатировать, что события на политической карте развиваются динамичнее, чем на шахматной доске.

Так что, видит Бог, я сделал все, чтобы обеспечить своему друг репутацию шахматного Нострадамуса. Но если говорить серьезно, то дело, конечно, не столько в провидческом, сколько в тренерском даре тогда еще сравнительно молодого мастера.

Попробую - конечно, весьма конспективно - восстановить советы по построению дебютного репертуара и некоторые общие стратегические соображения относительно рекомендованных систем. Действенность полученных рецептов лучше всего проиллюстрировать партиями, сыгранными за четверть века (однако отдаю себе отчет, что только считанные из них попадут в эту журнальную публикацию).

I. Репертуар за черных

Результативность в заочных турнирах любого ранга очень высока. В связи с этим, играя черными, нельзя позволить себе просто стремиться к уравнению. Необходимо избирать такие дебютные построения, в которых, несмотря на определенный риск, есть возможность быстро перехватить инициативу. Подобная стратегия особенно эффективна в отборочных соревнованиях с неоднородным в квалификационном отношении составом. Идеальной в этом смысле системой в ответ на 1.e2-e4 является вариант дракона. Темповая асимметричная борьба на противоположных флангах, возникающие иррациональные позиции с нестандартным соотношением сил, не поддающиеся оценке "из общих соображений", постоянная необходимость оперативной информации и глубокого расчета - все это как нельзя лучше подходит для молодого заочника, затаившего честолюбвые замыслы. Именно после наших бесед и совместных анализов я на всю жизнь стал страстным приверженцем этого удивительно живучего ответвления сицилианского дерева, давно уже пустившего собственные глубокие корни. Несмотря на внешнюю ненадежность, этот вариант уже многие десятилетия выдерживает штурм и натиск все новых поколений агрессивных теоретиков и практиков. И хотя периодически у огнедышащего дракона отрубают то одну, то другую голову, эта шахматная рептилия, как и ее мифический прототип, демонстрирует прекрасную способность к восстановлению.

На 1.d2-d4 была избрана защита Грюнфельда, вообще говоря, трудный дебют для игры по переписке. На военном совете было решено уклоняться от основных модных продолжений и при первой возможности атаковать пешечный центр соперника. Такая стратегия оправдала себя, особенно на дальних подступах к вершине. Исключением стал, как назло, решающий поединок за титул чемпиона мира с доктором Ф.Баумбахом. Но в этой памятной и многократно опубликованной партии черные разыграли и без того нелегкий вариант чересчур вычурно, и даже упорная защита не смогла компенсировать двух темпов, легкомысленно потерянных в дебюте. В целом же контратакующая защита Грюнфельда принесла мне немало очков.

В случае, если белые уклонялись от теоретической дуэли, предпочтение отдавалось быстрой мобилизации фигур с тем, чтобы с самого начала партии навязать сопернику острую нестандартную игру, часто с нарушнием материального равновесия.

II. Репертуар за белых

Здесь главной задачей было максимально сузить дебютный выбор противника. Геннадий посоветовал играть закрытые дебюты с фианкеттированием белопольного слона, не допуская таким образом классического ферзевого гамбита, а также стратегически весьма сложной и многоплановой защиты Нимцовича.

В каталонском начале было рекомендовано сделать сначала обязательные ходы: 1.d4; 2.c4; 3.mf3; 4.g3; 5.og2; 6.0-0 и лишь затем обратить внимание на действия соперника на ферзевом фланге. Часто это связано с жертвой пешки, но, как правило, белые получают при этом достаточную компенсацию.

В новоиндийской защите при фианкеттированном слоне очень важно как можно быстрее вскрыть центр, обычно путем прорыва d4-d5 или с помощью пешечного размена.

В ответ на голландские построения можно избирать гамбит Стаунтона или редкие продолжения типа 1.d4 f5 2.og5.

Наконец, против староиндийской защиты - применять классическую систему Тайманова - Аронина с модным в те годы 9.md2, стремясь даже ценой пешки с (путем с4-с5) развить инициативу на ферзевом фланге. При этом хорошо было добраться до белопольного слона с8, весьма опасного при атаке пешечных бастионов белых, построенных по полям d5-e4-f3-g2-h3. Во-первых, этот слон, даже находясь в исходном положении, поддерживает прорыв g5-g4, а во-вторых, при необходимости может с большим эффектом принести себя в жертву за пешку h3. В случае попытки черных вскрыть центр белым необходимо через возникшие в крепости соперника бреши пребросить фигуры на противоположный участок доски, перенеся острие атаки с ферзевого на королевский фланг. Эти рекомендации выглядят несколько схоластичными, но все эти годы я применял их на практике и ни разу не пожалел об этом.