В библиотеку |
ПЕРВЫЕ ПРЫЖКИПоздравив чемпиона с победой, я тут же, чтобы не зазнавался, напомнил ему о большом количестве недостатков в его "чемпионской" игре. Победитель тогда еще не понимал, насколько он "велик", и все пытался рассказать мне, какой он хитрый, - ведь вовремя, в конце последнего тура, увидел свое преимущество в коэффициентах, позволившее обойти конкурентов. Шум, который поднялся в газетах, помог Каспаровым в решении мелких житейских проблем. За здоровьем мальчика стали наблюдать врачи хорошей поликлиники, ему дали пропуск в лучший бассейн. Успех открывал дорогу к более серьезным турнирам, требовавшим уже специальной дебютной подготовки. Мне по-прежнему было нелегко часто наезжать в Баку, и тогда к занятиям привлекли бакинского мастера Александра Ивановича Шакарова. Выбор пал на молодого мастера сразу, ибо уже тогда он славился систематизацией дебютной информации. Началось неспешное строительство здания дебютного репертуара. Эта работа захватила его настолько, что заставила прекратить выступления в турнирах, отрывавших от любимых тетрадей. "Иваныч", как все мы с любовью до сих пор зовем Шакарова, не только оказал неоценимую помощь в деле расширения дебютных знаний Гарри, но и стал надежным хранителем шахматного информационного банка Каспарова. В любой момент по любому дебюту Гарри получал справку, уверенный в ее исчерпывающей полноте. Поразительно скромный и тихий, Иваныч выделялся уникальным, совершенно непонятным советским людям качеством - он наотрез отказывался от поездок за границу. Лишь в 1990 году, когда я перестал работать с Каспаровым, Шакаров был вынужден (!) сопровождать чемпиона мира сначала в США, а затем во Францию. В 1990 году семья Шакарова разделила участь клана Каспарова и других армянских беженцев. В одночасье потеряв и кров, и почти все имущество, они перелетели в Москву. Сейчас Шакаровы обосновались в Подмосковье. В рабочем кабинете Иваныча вновь постоянно светится экран монитора компьютера, на полках стоят заветные тетради. В информационном банке Каспарова по-прежнему царит полный порядок. ...Летом Спорткомитет СССР решил послать Гарри на первенство мира среди детей до 16 лет. Мы возражали: Ботвинник был тогда категорически против участия в турнирах, проводимых по швейцарской системе; я же считал, что мальчик еще не созрел для защиты чести и славы и нужно подождать хотя бы год. Огорчилась и мама - ее не оформляли в заграничную поездку с сыном, а в таком возрасте успех в турнире близкий человек обеспечит скорее, чем профессиональный тренер. Однако Гарри все-таки улетел во Францию, ибо выяснилось, что шахматистов в возрасте до 16 лет, сравнимых по классу с нашим чемпионом, в стране, увы, нет. Международное крещение, как мы и предполагали, оказалось неудачным - Гарик зацепился лишь за дележ третьего места. Очередная сессия школы Ботвинника прошла на побережье Черного моря в фешенебельном пионерском лагере "Орленок". Строго спрашивал учитель за промахи неудачливого защитника чести советского спорта. В спарринг-партнеры дал одного из сильнейших учеников, Долматова, чтобы тот показал: в школе играют посильнее, чем на разных там иноземных чемпионатах. Однако "избиения младенца" не получилось, Гарри набрал полтора очка в двух партиях, показав прежде всего, что понятие нервной депрессии после неудачи ему еще не ведомо. Для меня 1976 год, благодаря своему драматическому окончанию, оказался поворотным в работе с бакинским вундеркиндом. Причиной тому стал гнев чемпиона мира. Более года длился период, когда в силу служебных обязанностей я должен был помогать его тренерам. Мне пришлось активно участвовать в обеспечении подготовки Анатолия Карпова к матчу с Фишером, и я формально считался членом его тренерской бригады. (За эту работу меня и наградили Почетной грамотой Спорткомитета СССР.) Однако какой-либо доверительности в отношениях с Карповым не получилось, все ограничилось формальным выполнением обязанностей по его подготовке, и я был рад, когда после отказа Фишера от матча они прекратились. Вскоре мне поручили наладить процесс медицинского обеспечения ведущих советских шахматистов, и тогда выяснилось, что многим гроссмейстерам, даже молодым, требуется помощь врачей. Первым в этом списке стоял Карпов. Приближался очередной чемпионат СССР, в котором намечалось участие нового чемпиона мира, а его замучили простуды. Усталым и больным я увидел Карпова в конце 1975 года на турнире Дворцов пионеров в Ленинграде. Пришлось бить тревогу. "Домашний" врач чемпиона Михаил Гершанович жил в Ленинграде, и нам вдвоем удалось, не без труда, убедить Анатолия, что в ближайшие месяцы следует не играть, а лечиться - иначе есть риск надолго выбыть из строя. Когда по приезде в Москву я рассказал обо всем спортивным руководителям, те, неоднократно твердившие о любви к чемпиону, были очень недовольны моим беспокойством по поводу здоровья Карпова. Его отказ от участия резко снижал престижность чемпионата страны, проводившегося в Ленинграде. Однако удалось настоять на своем, и Карпов в том турнире не играл, зато прошел курс лечения. Он возобновил турнирные выступления в феврале 1976 года серией отличных побед. Чемпион быстро забыл о борьбе за его здоровье. Его память цепко держала только неприятные факты. Заботу людей о себе он считал делом само собой разумеющимся. Летом 1976 года я в составе большой шахматной делегации улетел на Филиппины. Там проходил очередной межзональный турнир, где играли и наши гроссмейстеры - Спасский, Полугаевский, Балашов, Цешковский, Тукмаков. По возвращению из Манилы пришлось с головой окунуться в организационные дела сборной СССР, пока наш шахматный начальник находился в Швейцарии на другом межзональном турнире. Надо же было такому случиться, что именно в этот период шахматный мир стали сотрясать события детективного характера, предопределившие в итоге крутой поворот и в моей судьбе. Сначала Виктор Корчной остался в Голландии, заявив о своем нежелании возвращаться в СССР. Еще через пару недель агентство Франс пресс сообщило о "неожиданной", а попросту тайной, встрече Карпова с Фишером в Токио. Там они обсуждали... условия матча, который решили сыграть вне рамок ФИДЕ, но по правилам матчей за звание чемпиона мира. До сих пор не знаю, правильно ли поступил, когда положил на стол спортивному начальству сообщение французского агентства о тайном свидании нашего чемпиона. Я считал, что так диктуют мои служебные обязанности. По-прежнему не верю в достаточно серьезную вероятность проведения того матча. Психика Фишера уже тогда была не в порядке. Вероятно, мне следовало сделать паузу, а не "высовываться", я же поторопился и позволил вовлечь себя в грязные игры. По первой реакции начальства показалось, что оно ничего не знает об этой встрече, хотя Карпов уже успел возвратиться в Москву, объясниться и уехать на короткие гастроли во Владимир. Тогда же я наивно решил, что наши руководители предпочитают узнавать о шахматной жизни за рубежом только из газет. На самом деле здесь была преднамеренная поза неинформированности, позволяющая при возникновении неожиданных событий делать вид, что непосредственное начальство "не в курсе дела". Я предложил наладить сбор информации, касающейся шахматной жизни в мире, с привлечением возможно большего количества зарубежных печатных изданий. Основой такого потока оперативной информации могли стать вырезки из иностранной прессы, присылаемые в редакцию еженедельника "64", возглавляемого тогда Карповым. Подобные материалы регулярно поступали в редакцию, но лишь немногие из них, за неимением места, попадали на страницы издания. Предложение одобрили, и я принялся за дело, начал искать также другие легальные источники шахматной информации. Это обернулось моей большой тактической ошибкой. Карпов, оказывается, весь год настойчиво добивался матча с Фишером, и остается только гадать, что толкало его делать рискованные шаги на пути к намеченной цели. Чемпион говорил, что не хочет, чтобы его считали "бумажным тигром", доказывал везде, что способен бороться с Фишером на равных. Однако матчи с Корчным в 1974 и 1978 годах показали, что длительную борьбу наш чемпион выдерживает с трудом. Думаю, главное, что его буквально ослепляло, это перспектива получения любой части многомиллионного призового фонда матча. Судя по другому сообщению Франс пресс, спустя три недели после встречи в Токио гроссмейстеры должны были так же "случайно" встретиться вновь, но на этот раз в центре Европы, чтобы подписать соглашение о матче и уж тогда открыто объявить об этом всему миру. "Рояль", видимо, был спрятан в швейцарских кустах, куда Карпов намеревался выехать на несколько дней. Теперь ясно, что тогда при оценке создавшейся ситуации я допустил несколько ошибок, перечеркнувших мою административную карьеру и столкнувших меня на ухабистую, но ставшую счастливой тренерскую стезю. Первое. Карпов проводил отнюдь не тайные переговоры с Фишером. Точнее, они были тайными для Госкомспорта и, естественно, для Шахматной федерации СССР, но не для других, несравненно более влиятельных комитетов и организаций. Тогда становится понятной уверенность нашего чемпиона в том, что грубые служебные нарушения останутся для него безнаказанными. Второе. Сообщив о токийской встрече руководству Госкомспорта СССР, я поставил спортивных чиновников в глупейшее положение, когда они обязаны принимать решение по событию, совершенно некстати ставшему им известным. Думаю, что очень скоро им дали понять "сверху": такое решение уже принято более могущественным комитетом на основе мотивов, которые другим знать не положено. Я же попал в ситуацию, типичную для нашего общества, когда человек, проявивший инициативу, не санкционированную начальством и заставившую его действовать, должен понести наказание. Третье. Выходец с Урала, Карпов имел безупречные анкетные данные и уже с 1973 года получал мощную поддержку партийно-государственного аппарата. Он стал официальным государственным символом советского молодого человека, добившегося выдающихся достижений благодаря социалистическому строю. Ему намечалась не только спортивная, но и государственная карьера, о масштабах которой можно строить сейчас разные предположения, но, думаю, ступеньки ее виднелись достаточно высоко. Наверное, уже тогда он вошел в список лиц, собирать на которых даже открытую информацию, могущую скомпрометировать, было запрещено. Такая информация подлежала немедленному уничтожению. Это "правило" перестало быть тайной, когда приоткрылись архивы компартии. Кстати, причисленность Карпова к такой "касте неприкасаемых" подтверждается назначением его через два года на должность руководителя мощной государственной организации под многозначительным названием "Фонд мира". При Брежневе столь молодые люди обычно не ходили в начальниках. Карпову сошло с рук наличие счетов в зарубежных банках (что нашим гражданам делать тогда запрещалось категорически) и заключение, тоже тайное, в 1978 году в Багио рекламного компьютерного контракта, всплывшего случайно на обозрение шокированной публики только через девять лет. Узнав о том, что Шахматной федерации СССР стало известно о переговорах и в связи с этим готовится какое-то заявление, Фишер, паталогически ненавидевший всякие организации, немедленно потерял интерес к матчу. Карпов был взбешен, узнав о моих действиях, которые я и не собирался скрывать. Видимо, на моем примере он решил показать всем, что будет, если кто-нибудь осмелится пойти против него. Как всегда, цели он добивался усилиями своих лоббистов, а сам оставался за сценой. Все мои предложения встретиться и найти компромисс им просто игнорировались. Он потребовал у председателя Госкомспорта убрать меня и подкрепил это требование звонками из "инстанций". Спортивное начальство, прижатое в угол Карповым, попало в патовую ситуацию. От него, бедного, требовали немедля и без формальных оснований вышвырнуть с работы человека, имевшего только благодарности, не раз премируемого и награждаемого этим же начальством. Начались беспорядочные метания в поисках какого-то выхода. Мне предлагали то перейти на другую работу, то вдруг уехать в загранкомандировку, то подать заявление об увольнении. Три месяца длилось это напряженное противостояние, ибо сколько-нибудь обоснованных причин для увольнения не было. Но Карпов взял дело "на контроль" и вновь организовал нажим на Госкомспорт, который наконец решил сделать мне "новогодний подарок", издав 31 декабря приказ о моем увольнении с работы со сногсшибательной формулировкой "За аморальное поведение по отношению к своему воспитаннику, чемпиону мира". По наивности я кинулся за защитой к профсоюзам, но увидел, что там панически боятся идти против начальства. Пришлось нанять хорошего адвоката и обратиться в народный суд с просьбой воспрепятствовать произволу. На мою защиту встали экс-чемпионы мира Ботвинник и Петросян. Начальство занервничало. Неписаные правила партократии требовали недопущения подобного рода судебных процессов, особенно если нет шансов на успех. За несколько часов до начала процесса в кабинете судьи раздался телефонный звонок. Один из руководителей Госкомспорта сообщил: достигнута договоренность с Никитиным о перемирии. Еще в начале "войны" я сказал, что всегда готов к разумному компромиссу, и потому сразу пошел узнавать, о чем же мы "договорились". Оказалось, мы договорились о том, что Госкомспорт отменяет свой злополучный приказ, а я прошу о переводе (и меня в тот же час переводят) в спортивное общество "Спартак" в прежней должности тренера сборной СССР. Видимо, очень надоела чемпионская настырность спортивным начальникам, если они удовлетворили мое основное условие компромисса - возможность работать с Гариком. Уходя из Госкомспорта СССР, я прилюдно пообещал свергнуть Карпова с трона. Все знали, что будет для этого сделано. Отныне моя тренерская работа с юным кандидатом в мастера приобрела новый, мощный стимул. Я понимал, что руководители союзного Госкомспорта не забудут обиды и при первой же возможности постараются сократить мою должность. Следовало сделать за первый год работы что-то такое, что связало бы им руки. Я обратился к экс-чемпиону мира Тиграну Вартановичу Петросяну с предложением организовать школу юных спартаковских шахматистов под его руководством. К моей радости, он охотно согласился, и уже в апреле 1977 года в подмосковном доме отдыха "Жемчужина" собрались 15 мальчишек. Работа началась. У нас не было такой поддержки, как у школы Ботвинника, сметы которой наполнялись средствами ЦК ВЛКСМ, ВЦСПС, Госкомспорта СССР. Мы работали под крылом общества "Спартак" и собирали детей в основном на его скромных спортбазах. На первую сессию приехали перворазрядники, фамилии которых ничего не говорили даже специалистам. Мы находились в тени другой, знаменитой школы, и сливки нам не полагались. Начиная работу, я думал, что экс-чемпион будет выполнять роль свадебного генерала, но произошло совершенно неожиданное. Петросян проявил великолепные педагогические способности и главное - желание работать с детьми. Спартаковская школа стала уникальной. Регулярно дважды в год без единого сбоя она собирала детей целых 15 лет. Из ребят, не однажды приезжавших в нашу школу, больше 30 человек вскоре стали мастерами, а Борис Гельфанд, Игорь Новиков, Светлана Матвеева, Юрий Дохоян - гроссмейстерами, известными всему шахматному миру. До 1984 года мудрый Тигран неизменно возглавлял работу школы и присутствовал на каждой сессии от звонка до звонка. В середине того года мы осиротели, и школа стала носить имя своего руководителя. В отличие от школы Ботвинника, у нас довольно значительной стала доля лекций или бесед со слушателями; преподаватели давали детям сеансы с часами. В последнее время сеансы проходили все реже, поскольку дети эти стали слишком больно "кусаться". Один из гроссмейстеров однажды проиграл 2:8, другой сыграл еще хуже. С самого начала работы мы с Тиграном Вартановичем подчеркивали ведущую роль тренера, постоянно работающего с ребенком. Последний никогда автоматически не назывался учеником Петросяна - настолько деликатен был великий Мастер. Очень добрая обстановка царила на наших сессиях, добрыми оставались отношения между ребятами и вне ее стен. Вслед за Петросяном начали работать с детьми экс-чемпионы Василий Смыслов и Михаил Таль, гроссмейстеры Лев Полугаевский, Евгений Свешников, Александр Панченко, Владимир Багиров. Это позволило, несмотря на прекращение педагогической деятельности Ботвинником, сохранить традицию передачи гроссмейстерского опыта юной смене. Вторым важнейшим направлением моей работы на спартаковском поприще была, естественно, работа с Гарри, благо он тоже стал спартаковцем. Отныне поездки с ним на соревнования и сборы стали не премией, а обязанностью. У меня словно выросли крылья. В "Спартаке" моим начальником оказался бывший... футболист, но зато какой! Об Андрее Петровиче Старостине можно говорить много и только в превосходной степени. Мудрый и необычайно интеллигентный человек, он много сделал, чтобы моей работе с Гарри не мешали. Удача начала сопутствовать моему тренерскому пути сразу же и ошеломляющим образом, хотя в решающий момент я находился далеко от своего подопечного. В первый месяц 1977 года Гарик буквально растерзал соперников на очередном юношеском первенстве страны, проходившем в Риге. В турнире играли Юсупов, Чернин, однако конкуренцию Гарику составить не смог никто. Сразу проявились результаты проделанной за год работы: исключительно разнообразным и по-современному сложным стал дебютный репертуар, столь же разнообразным - арсенал приемов, с помощью которых добывалась одна победа за другой. Рекордный результат для юношеских первенств Союза - 8,5 из 9 - вполне соответствовал качеству игры. История юношеских чемпионатов страны не знает других случаев, чтобы прошлогодний чемпион на следующий год защитил свое звание. В Риге такой спортивный подвиг совершил мальчик, которому было всего 13 лет! Этому рекорду суждена долгая жизнь. Фамилия Каспарова впервые появилась в советском рейтинг-листе в июле 1976 года. Против нее стояло число "2320". Рядом шла строка "Карпов 2739". Алфавит отныне жестко связал эти две фамилии, как бы формально зафиксировав их соперничество, с интересом и нетерпением ожидавшееся в шахматном мире. Новая поездка во Францию на юношеское первенство мира среди кадетов дала лишь третье место. По игре Гарри выглядел отнюдь не хуже победителя Джона Арнасона из Исландии и за три тура до конца шел с ним наравне. Однако регламент, когда за 11 дней игралось 11 партий, лучше выдержали ребята, которым было под 16 лет. У Гарика не хватило сил на финиш. Он сделал три ничьи и пропустил вперед еще и американца. Госкомспорт внес свой вклад в обеспечение относительного неуспеха Гарика, отклонив перед поездкой кандидатуры всех сопровождающих лиц, которые реально могли помочь мальчику в трудные моменты. Относительно моей поездки с Гариком люди из Госкомспорта сказали просто: "Пошлем кого угодно, но только не Никитина". Мальчик возвратился домой усталый и огорченный. Однако ни Ботвинник, ни я не делали из третьего места трагедии. Остаток времени прошел в спокойной работе, и Гарри заметно прибавил в силе. Под конец года он сыграл прекрасную партию с Эльмаром Магеррамовым, как бы знаменующую окончание пятилетнего цикла углубленного шахматного образования, образования уникального, нацеленного с самого начала на достижение вершины шахматного Олимпа. На занятиях с детьми в школе Петросяна я общался со многими способными и своеобразно мыслящими мальчиками и девочками, до фанатизма влюбленными в шахматы и готовыми как угодно долго сидеть за доской, штудировать книги и журналы, ходить на занятия, когда другие дети играют в скверах, - и все для того, чтобы постичь мудрые тайны шахмат. Глядя на них, часто очень талантливых, я невольно задавал вопрос: "Смог бы я, используя накопленный мною опыт и знания, вырастить такого же шахматного исполина, как Гарри Каспаров?" И не готов ответить твердо "Да". Мне давно казалось несомненным, что при всей феноменальности таланта мальчика, данного ему Богом, при его неуемном желании узнать как можно больше и огромном честолюбии необходимо было счастливое стечение целого ряда обстоятельств, сделавших максимально эффективным и оптимальным по продолжительности процесс огранки бакинского алмаза. Кстати, академик Юрий Кобзарев заочно поддержал меня, написав в 1984 году: " В любом виде человеческой деятельности только оптимальные внешние условия позволяют способностям проявиться максимально". Стечение каких обстоятельств обусловило столь большой успех нашей пятилетней педагогической деятельности? Первое. Гарик родился в "шахматном" городе, где часто проходили всесоюзные соревнования. В Баку жили крепкие мастера шахмат, с детьми работали опытные педагоги. К тому же именно в начале семидесятых в шахматном кружке Дворца пионеров занималась группа талантливых мальчишек, среди которых выделялись Эльмар Магеррамов, Ростислав Корсунский, Рачик Тавадян. С ними вместе Гарик анализировал партии, решал задачи и этюды, играл в турнирах. Все вопросы, возникающие в мальчишечьих головах, немедленно выносились на общий суд. В такой творческой атмосфере шахматные таланты растут особенно быстро. Много талантливых и трудолюбивых ребят не смогло пробиться в мир Больших Шахмат только из-за того, что жили они в селе или небольшом городке, где не было шахматной среды. Второе. Гарик вырос в дружной семье, в которой ребенка любили и заботливо растили. Родственники помогали матери пестовать одаренного мальчика. Когда пришло время формирования отношения к шахматам как делу жизни, никто не посеял в душу юноши сомнений и колебаний. Поддержка родителей, хотя бы моральная, для талантливого ребенка равносильна роли чернозема для растения. Третье. Именно в 1973 году, сразу после молодежного турнира в Вильнюсе, вновь заработала школа Ботвинника и прошла основная шахматная учеба мальчика. Михаил Моисеевич многому научил Гарика и надолго стал могучей стеной, защищавшей ученика от нападений. Огромный авторитет Патриарха позволил вывести Гарика на высокую орбиту в момент, когда тот созрел для серьезных соревнований. В результате юноша не перегорел, и его шахматная сила увеличивалась год от года. Хороший учитель и покровитель - огромная удача и счастье для ученика. Четвертое. Счастливым случаем для нас обоих стал мой приезд в 1973 году в Вильнюс и начавшиеся вслед за этим контакты, а затем все более и более усиливающееся творческое общение. У меня был большой опыт, неплохая практическая сила, умение организовывать, планировать и проводить исследовательскую работу, имелось много замыслов, которые удалось полностью реализовать при работе с Гариком. В результате он усвоил огромный объем знаний и быстро набрал большую силу. Даже моя "война" с Карповым счастливо сработала в пользу Гарри. Начиная с 1977 года, я получил возможность тратить на работу с ним значительно больше времени, чем ранее. Спортивные начальники как бы ставили эксперимент по ускоренному выращиванию шахматиста, способного победить Карпова. Эксперимент этот окончился полной удачей. Пятое. Слаженно и эффективно действовал в это время своеобразный педагогический коллектив, работавший с мальчиком. Никто тогда не предъявлял претензии на лидерство. Каждый делал свою часть общего дела. Я благодарен моим коллегам в этой работе - Кларе Шагеновне, пожертвовавшей всем ради воспитания сына, и Михаилу Моисеевичу Ботвиннику, не только осуществлявшему общее руководство процессом обучения, но и оказавшему огромную поддержку и защиту. Вряд ли вновь соберется подобное трио, чтобы в окружении немногочисленных помощников начать такую же работу. Уверен, выйди любой из нас тогда из игры или даже резко ослабь усилия - рост шахматной силы Гарика был бы не столь стремительным и постоянным. И, наконец, последним, но очень важным обстоятельством, счастливо повлиявшим на шахматный рост Каспарова, было то, что родился и вырос он в Азербайджане в период, когда во главе республики стоял Гейдар Алиев. Этот решительный и властный государственный деятель умел глядеть далеко вперед и хорошо считал отнюдь не шахматные варианты. Он понял, какой великолепной рекламой его республике будет взлет бакинского вундеркинда, и обеспечил могучую организационную поддержку Гарри на всех этапах шахматного пути. Алиев играл большую роль в управлении Советским Союзом в 80-е годы, некоторое время среди его многочисленных обязанностей было и курирование спорта. Руководство советских профсоюзов понимало это и оказывало Каспарову всю необходимую помощь в самый сложный период шахматной карьеры Гарри - во время его претендентских матчей и единоборства с Карповым. Столь мощная поддержка позволяла Каспарову строить любые дерзкие планы, намечать любые цели, не думая о том, где достать деньги для обеспечения эффективной работы коллектива, помогавшего в завоевании шахматной короны. Такую же мощную поддержку, но других структур, имел и Анатолий Карпов, что обеспечило ему многолетнее пребывание на вершине шахматного Олимпа. Сейчас о подобной поддержке можно только мечтать. Молодые российские гроссмейстеры теперь сами решают свои проблемы, и ни у одного из них результаты не растут так быстро и стабильно, как это было у Каспарова. Александр НИКИТИН,
заслуженный тренер СССР
|