В библиотеку |
МОЙ ОТЕЦ БОТВИННИКГремит "Ура в честь лидера турнира - Соперников Ботвинник победил! И шлют привет свой чемпиону мира И ферзь, и конь, и слон, и "Крокодил"! В 1948-м мне было 6 лет, поэтому из всего "потока приветствий" по случаю того, что мой отец стал чемпионом мира, запомнился именно этот стишок из сатирического журнала "Крокодил". Но помню, что поздравлений и сувениров было масса. Их практически не осталось, поскольку лишних вещей в доме Ботвинник не любил. Старался передарить, а то и выбросить. В те годы популярность и шахмат, и Ботвинника была огромной. Лично мне она осложняла жизнь: услышав фамилию, все сразу интересовались, не дочь ли того самого. А я в шахматы всегда играла из рук вон плохо. Почему так? Наверное, потому, что отец мне показал ходы, рассказал, в какой последовательности надо развивать фигуры - и все. Когда-то ему самому приятель старшего брата показал не больше, но играть Ботвиннику сразу стало интересно. Он был, как американцы говорят, "self-made man" (человек, сам себя сделавший). Может, поэтому он был очень целеустремленным, непритязательным в быту. Как я уже сказала, не любил ничего лишнего: "Если мне эта вещь не понадобилась 5 лет, значит она мне вообще не понадобится. Значит, ее надо выбросить". Цели он себе ставил постоянно. И шел к ним. "Ты не умеешь выделять главное", - часто слышали члены семьи. Или: "Чем отличается человек от животного? Тем, что может накапливать опыт". Долгие годы - до 52 лет - его главной целью была борьба за создание компьютерной программы, играющей по тем же законам, по которым мыслит гроссмейстер. Через несколько лет работы над шахматной программой он присоединил к ней экономическую программу, основанную на тех же принципах решения задач, что и шахматная, - универсальную, пригодную и для социализма, и для капитализма. В 60 лет перестал участвовать в шахматных соревнованиях вообще, объяснив это тем, что красивых партий больше не создаст, а "шлепать фигурами по доске" не хочет. Он организовал детскую шахматную школу, через которую прошли и Карпов, и Каспаров, и Крамник, и многие другие. За красивые классические шахматы, против "быстрых шахмат", против безудержной коммерциализации шахмат Ботвинник боролся буквально до последнего дня. Поскольку характер имел крутой, бескомпромиссный, то в этой борьбе нажил немало врагов. К вопросу о коммерциализации. Деньги Ботвинник тоже зарабатывал. За победу в соревнованиях на первенство мира по шахматам тогда был приз 20 тыс. руб. (в деньгах 1947-1961 года; после 1961 года и до "перестройки" эквивалентом этому стали 2 тысячи). Конечно, это не столько, сколько получают шахматисты сейчас. Вообще роскошь - понятие относительное. В Москву из Молотова (Пермь), куда мои родители были эвакуированы из Ленинграда (Ботвинника не взяли в армию из-за очень слабого зрения), где родилась в 1942 г. и где жили вшестером в одной комнате общежития, мы переехали в 1944 г. И жили в двухкомнатной квартире на Первой Мещанской (проспект Мира) в хорошем кирпичном доме. Когда я в два года вошла впервые в эту квартиру, то очень удивилась (по рассказам очевидцев): "Ой, комнатка и еще комнатка". И первое впечатление осталось надолго, поскольку друзья мои жили, в основном, в коммуналках, некоторые к тому же и в подвалах. А мы в роскоши - в двухкомнатной квартире на пятом этаже с высокими потолками - отец, мама, больная бабушка, няня и я. Был один большой стол, за которым и обедали, и я делала уроки, а Ботвинник анализировал шахматные партии. А когда стол был занят, то ставил он шахматную доску на ящик для белья в ванной. Очень смешно прозвучали слова Спасского: шахматисты раньше мало зарабатывали, потому как Ботвинник считал, что у шахматиста должна быть еще одна специальность. Ничего такого не считал, хотя сам имел "запасную" электротехнику, был доктором технических наук. Он даже писал статьи, где объяснял, что шахматы - не только игра, но и искусство, что шахматам, как игре на музыкальном инструменте, люди посвящают себя профессионально. Другое дело, что он как честный член партии (без всяких кавычек!) все, что тогда было положено отдавать государству из заработанного за рубежом, отдавал. Как всякий человек он старался заработать денег побольше, но деньги были для него средством, а не целью. А главной целью всегда были сначала шахматы, потом - его работа. Поэтому он всегда заботился о том, чтобы хорошо отдохнуть - восстановить работоспособность. Зимой, когда был моложе, ходил на лыжах, потом чистил снег на даче, летом на даче разметал дорожки, иногда ходил на байдарке. Вообще дачу очень любил. Построил ее в 1959 году - на нее ушел приз за мировое первенство, хотя его, конечно, не хватило - пришлось одалживать. Проект дачи сделал сам. Из зарубежных поездок привозил какую-нибудь техническую новинку для дачи. Например, гладильный аппарат, на котором всегда сам гладил. Ботвинник прожил без трех месяцев 84 года. Родился до советской власти и пережил ее. Часто выезжая за рубеж, он видел и рассказывал, что именно хорошо там и что плохо здесь, но остался тем не менее - и не напоказ, а на самом деле - советским человеком, коммунистом. Партбилет не сдал, хотя и в КПРФ не вступил. С властью отношения у него были неоднозначные. Еще в школе он вступил в комсомол, затем в партию. В политехнический институт поступал, по его словам, "чтобы работать на индустриализацию". Когда от его имени рапортовали "товарищу Сталину" о зарубежных победах, конечно же, не возражал. Но уже в 1954 году не побоялся обратиться в Центральный комитет партии со своими "ревизионистскими" соображениями о том, как улучшить социализм. Второй раз он обращался туда в 1984 году с предложением своей экономической программы. Равнодушие к общественным проблемам было ему чуждо абсолютно. Отнюдь не будучи расточительным человеком, он не задумываясь вкладывал свои деньги в работу. Имея с детства слабое зрение, с годами стал слепнуть. В конце жизни он брал предметы на ощупь. И строжайшая самодисциплина помогла ему жить и работать. Последнее время много писал и публиковался. Его статьи печатали "Правда", "Труд", "Исторический архив", даже журнал "Мегаполис". Среди шахматных изданий предпочитал "64". Не скрывал своих политических убеждений: "Я сам по себе! У меня есть своя голова на плечах. Вы не понимали? А я почему понимал?!" Симпатии и антипатии имел резкие и отчетливые. Полутонов не признавал. 19 августа 1991 года он был в Бельгии, и журналист спросил его об отношении к только что объявившемуся ГКЧП. "Главное, чтобы экономика была благополучной", - последовал ответ. (Журналист сделал вывод, что Ботвинник - "ГКЧПист".) "ГКЧПистом" он не был, но оценил, что те не стали штурмовать Белый дом и проливать народную кровь. После смерти моей мамы в 1987 году он более семи лет жил пять дней в неделю один (со мной, внуками и правнуками встречался на даче). Его работоспособность поражала молодых. Он все время был чем-то занят. Отдыхом было прослушивание новостей по радио (Би-Би-Си или "Свобода") или телевизору. Или кто-нибудь читал ему газету. Сам не мог. Последние годы он одним глазом вообще не видел ничего, а другим - немного видел. Цвет светофора не различал. Улицу переходил с народом. Но на работу до 8 марта 1995 года ходил. До метро пешком, на метро две остановки, потом пешком. Это последние годы. А до этого ездил с пересадкой на другой конец - на "Каширскую". На даче вставал первым не позже восьми. Правнучка Маша бежала к нему и вместе они делали зарядку, гладили белье и ждали завтрака. Потом чистили снег, а если находился спутник постарше, то шли в магазин. Правнука Алешу собирался научить играть в шахматы. Но успел лишь рассказать про шахматную доску и фигуры. Терпеть не мог беспорядок. Дома у него всегда было чисто и все вещи лежали на своих местах. Никогда не оставлял невымытой посуду - мыл, вытирал и убирал в стол на строго определенное место - чтобы протянуть руку и взять то, что надо. Это было необходимо. Иначе он не смог бы жить. Вилку с ножом на столе он отыскивал на ощупь. Банки с приготовленными продуктами, которые привозил с дачи, он тоже знал на ощупь. Придя с работы, он переливал из этих банок в тарелки обед - борщ и котлеты с картошкой - и разогревал в СВЧ-печке. Геркулесовую кашу на завтрак варил сам. Был всегда чисто и аккуратно одет. В конце февраля 1995-го он еще чистил снег на даче. Последний раз расчистив автомобильную дорогу, пришел и сказал: "Что-то устал..." "Надо думать! Я бы тоже устала!" - откликнулась я. Ответил: "Но раньше-то я не уставал". Действительно, раньше он не уставал. В марте положили в больницу. Пролежав там неполных две недели, сказал: "Умру дома". Сначала воспринималось как неудачная шутка. В середине апреля, по-моему 19-го, провел последний семинар в МГУ. Семинар длился более двух часов. Отвечал на вопросы. Спорил. Это была полноценная, настоящая жизнь. Присутствовавшие на семинаре рассказывали: сначала ужаснулись, что он приехал такой больной, а потом просто забыли об этом. Так было и дома. Когда разговаривал по телефону, особенно по вопросам, связанным с работой, он просто оживал - говорил громко, энергично, спорил, настаивал, давал советы, оттачивал аргументы для борьбы. Например, долго и настойчиво выяснял, откуда же строчка "ври, да знай же меру". Когда жена его друга подсказала, что это из "Горя от ума", попросил меня найти книгу, объяснив точно, где та лежит в шкафу, и почитать ему. Литературу - классику - он знал и любил. Но все подряд не читал никогда и осуждал за это меня: "Это как гоголевский Петрушка, которому было интересно, как из букв слова складываются". До последнего дня его волновала судьба Центрального шахматного клуба, судьба шахмат. Он говорил: "Я когда перестал играть в шахматы? Когда понял, что ничего нового, красивого, интересных партий больше не создам. И я переключился туда, где надеялся принести пользу, - на шахматную программу, на экономическую программу. А они играют в быстрые шахматы - это смерть шахматам как искусству. Они думают только о деньгах". Когда ему становилось чуть-чуть лучше, очень радовался, даже пел любимые арии Верди - из "Травиаты", "Риголетто". (Вообще-то он петь любил. Особенно русские народные песни: "Очаровательные глазки", "Вот мчится тройка почтовая", "Тройка мчится, тройка скачет" и др.) Последний автограф он дал так. Подошла к нему в больнице бабуля из соседней палаты. Сказала, что внук (по-моему, пятиклассник) играет в шахматы, потом принесла открытку с адресом, попросила прислать. Когда Ботвинник приехал домой из больницы, первое дело, которое он сделал (не считая разборки вещей по местам, которой он, как всегда, поруководил), был автограф. Он попросил меня показать место, где писать (сам же не видел!), и написал: такому-то "с пожеланиями успехов в учебе и в шахматах". Я опустила открытку в почтовый ящик. Надеюсь, дошла. За день до смерти Ботвинник поставил себе диагноз, который от него скрывали. До конца говорил о работе, об экономической программе: "Возможности человека ограничены. Объем экономической задачи ему не под силу. Ему должен помочь компьютер. Компьютер дает объективное решение задачи. Программе все равно, какая форма собственности. Она дает максимальную прибыль. Задача управления экономикой проще шахмат. Экономическую программу я закончил. А шахматную - ее все равно не закончить. Она сложнее, чем экономическая..." И три дня диктовал тезисы по идеологии шахматной программы. За день до смерти сказал, что идеологию закончил. Дал указания: "Никаких пышных похорон. Никаких шахматистов. Хочу уйти спокойно!" Фактически слег, в том смысле, что перестал вставать, он только за два дня до смерти. Беспомощность его угнетала: "Зачем жить в таком состоянии?" Сам закрыл глаза. Скоро лицо его стало спокойным, умиротворенным. Таким и хоронили. Ботвинник любил немецкую поговорку, которую знал со школьной скамьи: Geld verloren - nichts verloren, Sesund verloren - viel verloren, Mut verloren - alles verloren. Деньги потеряны - ничего не потеряно, Здоровье потеряно - много потеряно, Мужество потеряно - все потеряно. Ольга ФИОШКИНА (Ботвинник)
Реклама:
|