МЫ ВАС ЛЮБИМ
А сколько написано строк о шахматах и шахматистах? Но эту редакционную просьбу воспринял, признаюсь, не без смущения. "Хорошо бы написать о прекрасной шахматистке, замечательном организаторе, которая три десятка лет руководила шахматной Россией. И Вы ее знаете... Тем более - Ваша землячка..."
Вот именно! Коренная ростовчанка, с которой я впервые встретился на женском международном турнире всего... 45 лет назад! Она играла, а мы - юные демонстраторы - едва не дрались за честь делать на демонстрационной доске ее ходы - так все были влюблены.
О, как бы я мог все это описать! Как и первое настоящее знакомство (тогда она нас, пацанов-демонстраторов, явно не замечала), помню, на сборах в 54-м году... А потом мы встречались уже по несколько раз в году лет пять подряд. И помню хорошо ее первое выступление в качестве шахматного руководителя России: "Давайте постараемся забыть о личных отношениях, а лучше займемся делом - поднимем шахматы, которые мы все любим..."
Это так актуально и сегодня!
Начинали так...
Но тут телеграмма: "Аленочка, подожди моего приезда. Целую. Мама".
Заявление подали, недельку подождали (мамам, отдающим замуж дочек, надо немного уступать) и вдруг: "Я - против!"
Мир пошатнулся. Кто против? Та, которой я с детства восхищался, та, кто была для меня примером истинного служения шахматам... Разговор шел крайне вежливый, но столь же жесткий и на Вы. "Вы хотите быть профессиональным шахматистом? А, простите, зачем? Их и так хватает. Недостает лишь больших талантов. Вы, молодой человек, мне кажется, достаточно разумны и объективны. Скажите, пожалуйста, вы сможете стать - ну не Спасским или Талем, а, скажем... (следуют несколько имен известных тогда гроссмейстеров)? Вот видите! А кем же? (Следуют еще несколько знакомых нам обоим имен.) Но, согласитесь, эти люди скорее паразитируют на шахматах, мало что им отдавая. Это неприлично - так растрачивать свою жизнь..."
Я до сих пор удивляюсь, как за какие-то несколько часов шахматный руководитель России сумела убедить меня. Конечно, я не бросил любимую игру, и вся жизнь прошла в ее водоворотах. Но профессионалом не стал, отдав все силы журналистике. И теперь я знаю точно: одной из главных заслуг ответственного секретаря Шахматной федерации России В.Тихомировой все те долгие годы было умение уберечь огромное число молодых "гениев" от опрометчивого шага - посвящения своей жизни только шахматам.
Мэм приходит на помощь
Расскажу о случае, который оброс легендами до неузнаваемости. Неуправляемый претендент на мировую шахматную корону Борис Спасский "дошутился" до того, что стал невыездным. Это нынче все на языке "боролись и не боялись". Спасский, знаю, был первым из шахматистов, кто "стал себе позволять"... Молодым людям трудно представить себе, что такое "невыездной". Скажу кратко: ему не давал рекомендации Ленинский райком партии, и потому за рубеж он выехать не мог.
Мэм долго уговаривала руководство Спорткомитета России и добилась его выезда... в московский горком партии "по делу Спасского". Было принято решение передать документы гроссмейстера в комиссию райкома для его "воспитания".
Мне, тогда ответственному секретарю газеты "Московский комсомолец", по-приятельски тоже пришлось "повоспитывать" Бориса: как ему одеться, как вести себя, как отвечать на вопросы...
Наконец день настал, и мы встретились около райкома. Увидев Спасского, я обмер - претендент был одет в ярко-красный костюм (это тридцать-то с лишним лет назад!), а вокруг шеи болтался желтый шелковый (у мужчины, о ужас!) шарфик...
"Это конец", - подумал я, а "фатер" (так Борис звал своего наставника гроссмейстера И.Бондаревского) закрыл лицо руками. Лишь Мэм не дрогнула или, по крайней мере, не подала вида.
Пробормотав что-то типа "одеваться лучше по погоде", она отважно увлекла гроссмейстера на грозную комиссию. Там сразу же пожилая большевичка спросила: "Это что за попугай к нам прибыл?" На что Борис вежливейшим тоном прочитал ей короткую лекцию на тему "как не отставать от моды"... Этим бы все и закончилось, но ведь горком дал указание "повоспитывать" шахматиста. И разговор решили пока продолжить. Кто-то спросил Бориса о положении в Италии (тогда все газеты кричали о сицилийской мафии), и он подробно рассказал о жизни в... Голландии!
- Это интересно, - перебил его председатель комиссии, - но вы не поняли, вас спрашивают не о Голландии, а об Италии.
- Я понял, просто последний раз я был в Голландии и привык говорить о том, что видел сам.
- Вы что, не читаете газет? Они пишут, что происходит в Италии...
- Простите, я - журналист по образованию и знаю цену газетам. Чаще всего они врут...
- И "Правда"?
- Тем более!
Желто-красного гроссмейстера попросили выйти и взялись за его шахматного руководителя. "Как вы, коммунист, допускаете в своих рядах пусть и самого расталантливого, но совершенно распущенного молодого человека?" - кричали ей.
Около получаса Мэм одна держала оборону и сумела убедить (как - не понимаю до сих пор) комиссию "последний раз поверить шахматному претенденту". Она вышла вся в красных пятнах и только сказала: "Ну, знаете, Борис Васильевич..."
И никому из членов комиссии в голову не пришло, что Мэм никогда не состояла в КПСС. Как не знал об этом долгие годы и председатель Спорткомитета Алехин, а случайно узнав, поразился: Тихомирова оказалась единственным гостренером комитета - не членом партии.
Учитель, перед именем твоим...
Ее, знаю, безумно раздражал один известный мастер - своим делячеством, даже рвачеством, хвастовством, умением с мертвого, как говорится, сшибить деньгу. Я как-то не выдержал и спросил: "И чего вы его терпите? Гнать его надо в шею..." Она ответила мрачно: "Он многое умеет и много работает для шахмат. Остальное - противно, но ради дела стоит терпеть". Он что-то выкинул в очередной раз, и я слышал, как она сказала ему по телефону: "Пожалуйста, без надобности не заходите к нам в федерацию, мне неприятно вас видеть". Обожгла как огнем, но предельно сдержанно и вежливо.
Но могла также "врезать" и своим близким. С Игорем Захаровичем Бондаревским, имевшим, увы, далеко не сахарный характер, В.Н. была дружна со школьной скамьи. На первый в жизни турнир из Ростова ее, школьницу, вывез именно он, талантливый тогда первокатегорник и начинающий тренер. Несколько поколений юных россиян благодарны этому великому тренеру, фанатично любившему шахматы. Но не секрет, что, как и хоккейный гений Анатолий Тарасов, Бондаревский в пылу полемики мог так обхамить... И среди немногих, кто умел этому противостоять, была Тихомирова.
...Ночью мы шли по пустынной набережной, и Спасский сокрушался уже с полчаса: "Как я мог не заметить такого удара..." Настроение у всех было скверное, матч с Петросяном шел к проигрышу. "Фатер" не выдержал: "Умолкни хоть на минуту, нытик!"
Борис обиженно пробурчал, что ушел бы, если б мог заснуть, на что Бондаревский, сорвавшись, крикнул: "Уйти могу только я, запомни, размазня!"
Претендент опешил, я не знал, что и сказать, но Мэм хладнокровно проговорила: "Игорь, Ваши донские гены сейчас победили, что мне - ростовчанке - в другой ситуации было бы приятно. Но дончаки всегда славились своим великодушием..."
Бондаревский остановился, помолчал и взял Бориса за плечо: "Прости, нам столько еще предстоит, чтобы снова выйти на Тиграна и взять эту крепость!" Через три года, после победы над Петросяном, я на банкете напомнил наставнику об этой сцене.
Он пожал плечами и кивнул на счастливого 10-го чемпиона мира: "Это пусть он благодарит Мэм, я б ему тогда и не такое врезал. А то расклеился, видишь ли, соплячок".
От имени друзей и должников
Лучше напомню о том, что в те годы "полного единодушия" Российская шахматная федерация была, несомненно, самой разношерстной: в ее президиуме заседали люди, даже не общавшиеся друг с другом за порогом особняка на улице Веснина.
Если и я что-то сделал для шахмат как организатор, арбитр и руководитель, то во многом, вольно или невольно, под влиянием Веры Николаевны. И горд тем, что в России таких ее "должников" сотни. Уверен, что под этим подписались бы Леонид Будков, Александр Островский и Виталий Зиборовский из Ростова, Анатолий Захаров из Саратова, Борис Хропов из Санкт-Петербурга и москвичка Елизавета Сиротина...
Она долгие годы была Мэм и "муттер" для безвременно ушедших Виктора Голенищева, Александра Зайцева и Льва Полугаевского, как и остается ею для многих гроссмейстеров, шеренга которых возглавляется Борисом Спасским и Анатолием Карповым.
Мэм и дружит спокойно, ненавязчиво, но навсегда. Никому ничего не говоря, не обещая, не хвастаясь знакомствами. Лишь несколько самых близких к ней людей знают, например (каюсь за раскрытие семейной тайны, но шахматисты должны знать об этом), что всю жизнь она дружит со своим одноклассником Саней. Сейчас-то он сверхзнаменит, но это не отразилось на их отношениях: Саня Солженицын и Веруся по-прежнему верны друг другу.В жизни все бывает сложно, и Вера Николаевна формально мне давно уже не теща. Но это ничего не изменило. Когда сожгли мою квартиру, она просто нашла меня и сказала: "Пока не устроитесь - приходите и живите у меня". Это может оценить лишь тот, кто, не дай Боже, пройдет через такое.
Она абсолютно лишена позы, и будь я Тургеневым, написал бы ее образ - российский, донской, прямой и в то же время поразительно теплый, человечный. И потому я ее люблю. В чем и признаюсь. И не могу поверить, что у нее такой юбилей.
Мы живем в одном районе и иногда рано утром встречаемся в метро. Мэм едет в бассейн плавать. И многие годы поражаюсь: "Ну ладно, я - на работу, а Вам можно и поспать..." Она лишь пожимает плечами: "Ну и молодежь пошла ленивая!" Как будто у этой "молодежи" нет внучки - школьницы. Кстати, правнучки нашей "муттер", которую она по традиции зовет "Веруся".
Спасибо, Веруся! Будь!
Евгений БЕБЧУК
В библиотеку