ГЕНИАЛЬНОСТЬ - НЕДОСТАТОК?

   Международный шахматный турнир (в Вене - А.Б.). Общий результат: Пильсбери и Тарраш выиграли по 27Ѕ партий и сыграют еще четыре партии из-за первого и второго приза в 6000 и 4000 крон. Яновский получает третий приз в 2500 крон за 25Ѕ партий. Стейниц, выигравший 23Ѕ партии, получает четвертый приз в 1500 крон. Пятый приз в 1000 крон достался Шлехтеру за 21Ѕ партию. Берн и Чигорин, выигравшие по 20 партий, делят шестой и седьмой призы в 800 и 700 крон. Мароци и Липке, выигравшие по 19Ѕ партий, делят восьмой и девятый призы в 600 и 500 крон. Десятый приз в 400 крон взял Алапин, выигравший 18 партий. Специальные призы за наилучшие результаты против призеров получили Блэкберн (300 крон), Вальбродт (200 крон) и Гальперин (100 крон).
"Новое время", 15 (27) июля 1898.

* * *

   ВЕНА. В Ишль послана телеграмма императору: "Съезд шахматистов Старого и Нового света позволяет себе в конце шахматного турнира, устроенного по случаю юбилея императора, пользующегося любовью и уважением всего мира, повергнуть к стопам монарха выражения самых глубоких, искренних и почтительных чувств".
"Русские ведомости", 16 (28) июля 1898.

* * *

   ВЕНА. Здесь собралось чрезвычайно интересное общество шахматистов. Пильсбери - типичный американец. Волосы а la Эдисон, гладко выбритый, с хитрыми серыми глазами. Когда случается выиграть партию, вежливо наклоняет голову и стушевывается, а проигрывая, оставляет поле улыбаясь. Тарраш - нюрнбергский врач, добродушный с виду, играет спокойно, много курит и молчалив до крайности. Вальбродт, сильнейший игрок Берлина, которому в турнире не повезло, на вид очень моложав и вследствие неряшливого черного костюма его принимают за официанта из непервоклассного ресторана. Опасный противник, пользуется славой лучшего защитника, играет обдуманно, взвешивая со всех сторон положение. Стейниц теперь маленький сгорбленный старичок с лицом гнома. Упираясь рукой на трость, сидит перед молодым красивым венгерским партнером. Мароци, хоть и находит время перекидываться взглядами и улыбками с девицами-модистками противоположного дома, не выпускает из виду противника. Чигорин, изящный француз Яновский и петербуржец Алапин стоят, втихомолку разбирая партии или показывая на доске редкие положения.
   И вот у Тарраша партий наравне с Пильсбери. Оба должны сыграть четыре партии, решающие первый приз. Наступил четвертый, решающий судьбу день. Опять видим Тарраша сидящим спокойно, но вооруженные пенснэ глаза упорно устремлены на доску. Пильсбери играет более свободно. Говорят, что он гениальнее Тарраша, и это его недостаток; Тарраш - человек теории, и это его преимущество. Удается ход у Пильсбери, ставящий противника в тупик, - выигрывает американец; но если его хитрости замечены, он не должен ждать пощады.
   После 20-го хода знатоки еще не высказали своего заключения, но после 30-го они предсказали выигрыш Таррашу. Когда в 2 часа пополудни был объявлен перерыв, Тарраш, поднявшись с места, взглянул на своих друзей. По лицу скользнула легкая улыбка, выражавшая уверенность и удовлетворенность, которые тотчас сообщились всем окружающим, уверенным в его победе. В 5 часов игра возобновилась. Повсюду на шахматных досках расставлена партия в положении, до которого она доведена борцами, и многие пытаются предугадать дальнейшие решительные шаги. Входит Тарраш, вид у него довольный; его поздравляют, спрашивают о дне отъезда. Он очень весел, говорит обо всем, только не о шахматах. Является и Пильсбери с обычным спокойствием. Он в своем кафе прочел американские газеты, присмотрелся, быть может, к какой-нибудь шахматной партии и теперь пришел в клуб как ни в чем ни бывало. Спокойно шагая, он процеживает сквозь зубы свой привет "d`bye", представляясь настоящим янки, не теряющим и при неудаче хорошего расположения духа. С обидной предупредительностью многие избегают встречи с американцем, как бы не желая напоминать о предстоящем поражении. И считая его уже павшей величиной.
   Партия снова продолжается... Тарраш жестоко нападает, Пильсбери играет без обдуманности, он меняется фигурами, шансы все больше склоняются на сторону противника. Игра становится однообразной. Пильсбери слабо защищает свою потерянную игру. Один только раз во всем турнире Пильсбери с раздражением берет коня противника, которого он не может не брать, и легкая дрожь нижней губы обнаруживает его волнение; конь со стуком падает на пол. Но Пильсбери знает, что ему остается лишь спасти честь достойно побежденного, губы его складываются в слабую улыбку, и только близко стоящие слышат произнесенное им "pardоn". После 50-го хода оба противника начинают повторять ходы ладьями. Тарраш сознательно принимает тактику противника, так как ему терять нечего. (И ничья означала для него победу в матче - А.Б.) Публика все более теснится около стола, не слышно ни одного звука. Настал решающий момент. Пильсбери вынимает сигару, обрезывает ее конец, зажигает, затягивается. Этим затягивает время, чтобы решиться на трудный шаг. С совершенным изяществом и нежным движением откинул волосы и, взглянув на свою красивую руку, полутомным и мягким голосом промолвил: "Ничья?".
   Тарраш спешит утешительно сказать: "Вы еще молоды, вам предстоят много первых призов". Тарраша поздравляют, подают красный бумажник, в котором 6000 крон, и он удаляется на телеграф. В Нюрнберге ожидают от него вестей, и не удивительно: Тарраш - президент местного шахматного клуба, и весь город гордится его победой. По собственным его словам, он предвидел, что будет в числе первых на турнире, и радуется победе, хотя к ней привык. О Пильсбери высокого мнения и считает его сильнейшим американским игроком. На вопрос, обратится ли он теперь в профессионального игрока, Тарраш ответил резким отрицанием. Он утверждает, что в последний раз участвовал в шахматном турнире, говорит, что ему дороже его призвание на врачебном поприще. Пильсбери говорит с величайшим уважением о Тарраше: "Я побежден более сильным, а может, и более счастливым игроком". Он сознается, что несколько раз играл легкомысленно, но утешается вторым призом. Сознается, что несколько утомлен продолжительной игрой. Тарраш как врач, напротив, находит, что шахматная игра возбуждает и действует хорошо на нервы, как "массаж нервов".
   Пильсбери, прежде чем покинуть клуб, сыграл "успокоительную" партию с другом-американцем. Но вот оглядывается. Свидетелей, кажется, нет. Тогда прекращает игру, долго смотрит в окно. Вдруг далеко швыряет от себя фигуру и сквозь сжатые губы, на которых давно исчезла улыбка, произносит проклятье - "damn`t!".
   Замечательно, что гениальный шахматист по профессии - содержатель кабинета восковых фигур.
   Многие из игроков уезжают в Кельн на новый турнир. В нем примет участие Харузек. Воспаление легких помешало ему принять участие в Венском турнире. В Кельне ему предсказывают первый приз. N.
"Московские ведомости", 23 июля (4 августа) 1898.


Подобрал Абрам БЛОХ


 Library В библиотеку