| ИСТОРИЯ |
Александр |
МАТЧ-РЕВАНШ БЫЛ БЛИЗОК |
|
АЛЕХИН-КАПАБЛАНКА: МАЛОИЗВЕСТНЫЕ ДЕТАЛИ ПЕРЕГОВОРОВ Перипетии и возможности проведения в конце 20 — начале 30-х годов матча-реванша Алехин — Капабланка многократно освещались на страницах как нашей, так и мировой печати. Но почти неизвестны детали переговоров по этому поводу в 1939–1941 гг. Они были начаты в Буэнос-Айресе во время шахматной Олимпиады и продолжены на Кубе. Однако рассказ об этом хотелось бы предварить тем, как оценивали друг друга сами два великих шахматиста. Достаточно хорошо знакомы их в целом высокие взаимные оценки до и сразу после матча в Буэнос-Айресе в 1927 г. К сожалению, потом — прежде всего из-за отказа Алехина дать кубинцу возможность матч-реванша — их отношения резко испортились. И все же несомненно, что оба они отлично осознавали свое поистине историческое место и значение в мировых шахматах, огромный талант и силу друг друга. В этом плане надо прежде всего отдать должное русскому шахматисту. Хорошо известны слова Алехина, когда он узнал о смерти Капабланки: «Мы потеряли величайшего шахматного гения, равного которому мы никогда не увидим». Не менее известны и другие алехинские оценки кубинского шахматиста. Так, встретив в 1936 г. во время турнира в Подебрадах (Чехословакия) жену Капабланки Ольгу Чегодаеву, Алехин сказал ей, что в настоящее время они с Капабланкой – сильнейшие в мире. Найдорф вспоминал, что когда он однажды недостаточно уважительно отозвался об игре Капабланки, Александр Александрович в присутствии других резко оборвал тогда еще совсем молодого Мигеля: «Вы можете плохо говорить о Капабланке как о человеке, но не про его игру. В шахматах он — гений». Но вот и другое, более позднее и совсем у нас неизвестное мнение Алехина, изложенное в его интервью корреспонденту кубинского журнала «Боэмия» (январь 1939 г., во время краткой стоянки в гаванском порту океанского лайнера «Оропеза», на котором чемпион мира направлялся в Аргентину). Конечно, журналист не мог не спросить Алехина о Капабланке. «Тот факт, — ответил Алехин,– что он (Капабланка) остался на седьмом месте в Голландии (имеется в виду знаменитый турнир АВРО-38), ничего не значит. Куба может быть уверена, что имеет в его лице великого шахматиста с блестящей техникой, и он в состоянии быть очень опасным для своих соперников на международных турнирах». Интересен был ответ Алехина на вопрос, кого он больше всех опасается на Олимпиаде в Буэнос-Айресе: «Пауля Кереса — молодого чемпиона Эстонии». Алехин и Капабланка приехали в аргентинскую столицу через 12 лет после своего знаменитого матча. Оба дали высокую оценку организации олимпийского турнира, удобству игрового зала как для шахматистов, так и для зрителей. Капабланке и Алехину были выделены специальные колонки для их комментариев в столичных газетах «Критика» и «Мундо». Естественно, оба были в центре внимания прессы, зрителей и общественности. Конечно, больше симпатий доставалось Капабланке как «своему» земляку-латиноамериканцу. «Капабланка, — вспоминал участник кубинской команды Мигель Алеман, — был самой популярной фигурой в Буэнос-Айресе. Когда он приехал в город, почти все любители шахмат пришли его встречать; было такое столпотворение, что многие думали: прибыл какой-то крупный политический деятель». Журналисты поинтересовались мнением Капабланки о наиболее перспективных в мире молодых шахматистах. Капабланка назвал в первую очередь Ботвинника, а затем Кереса. Что характеризует мастера? — был другой вопрос кубинцу. Его ответ, видимо, не потерял своей значимости и сегодня: «Критерий, точная оценка позиции, комплексное видение каждого маневра во взаимозависимости его элементов — это то, что характеризует большого мастера». И далее отметил, что этих качеств он, за исключением Ботвинника и в меньшей степени Кереса, не заметил у других молодых шахматистов. Кубинец пожаловался на свое здоровье, сказал, что он «не Капабланка 1918 г., который был даже более блестящим, чем Капабланка 1921 г., завоевавший титул чемпиона мира». Однако Капабланка подчеркнул, что голова его продолжает работать хорошо. Экс-чемпион мира показал на Олимпиаде лучший результат как на первой доске, так и в целом и получил за это золотую медаль. В результате такого успеха никогда не затухавшая идея проведения матча-реванша между Алехиным и Капабланкой получила новый импульс, благо оба шахматиста были «в наличии». Инициатором выступил Карлос Керенсио – президент Аргентинской шахматной федерации (он же был членом судейской коллегии во время матча 1927 г.). Керенсио обратился по этому поводу к обоим шахматистам. Капабланка заявил, что готов сыграть такой матч, Алехин же ответил, что сделать этого не может, так как из-за начавшейся 1 сентября 1939 г. Второй мировой войны он как военнообязанный мобилизуется во французскую армию (в Буэнос-Айресе он играл за команду Франции). Это дало повод Керенсио обратиться к чемпиону мира с открытым письмом, выдержанным в довольно резких тонах. Оно начиналось с утверждения, что «примерно 10 лет шахматный мир жаждет узнать, кто чемпион мира», и с обвинений в адрес Алехина в уклонении от матча с Капабланкой. «Я полагаю,– писал Керенсио, — вы не будете претендовать на то, что те индивидуальные встречи, которые вы провели в последнее время по своему усмотрению без вмешательства престижной Международной шахматной федерации, убедили шахматный мир. Нет. Маэстро Алехин, вы ошибаетесь. Международное шахматное сообщество убеждено, что в то время, как вы продолжаете выбирать себе безвредных соперников, истины в этом деле, как все того хотят, мы не достигнем». И далее автор письма призывает Алехина воспользоваться тем, что он и Капабланка находятся сейчас в Аргентине, и сыграть «этот незабываемый матч». Керенсио отмечает, что это было бы ответом на справедливое требование Капабланки, который надеется, что Алехин не окажет этому сопротивления. Керенсио подчеркивает, что согласие Алехина было бы подтверждением тех заверений, которые он делал во время матча 1927 г., в частности, когда после своей победы заявил: «Единственный соперник для меня — это Капабланка, и я обещаю, что дам ему реванш». Керенсио напоминает Алехину о его первом матче и матче-реванше с Эйве и предлагает повторить этот пример в случае с Капабланкой. «Я вам благородно обещаю,– пишет Керенсио, — что мы будем первыми аплодировать и провозгласим чемпиона, если он повторит подвиг 27-го года». Далее Керенсио, касаясь воинского долга Алехина перед Францией, делает ему интересное предложение: «Очень хорошо, маэстро, я поддерживаю ваш патриотизм, но позвольте мне вам предложить более тонкое решение: сыграть матч в пользу французского Красного креста. Это будет эффектно и благородно... Франция останется вам навсегда благодарной за ваш ценный моральный и материальный вклад. С нашей стороны мы выразим вам самое живое удовлетворение и содействие, Франции – все свои симпатии и восхищение. Предлагаем свою помощь, чтобы снять все проблемы перед его Превосходительством Послом Франции в Аргентине. С уважением, Карлос Керенсио». 
Алехин не ответил на это письмо, однако, возвращаясь после Олимпиады в Европу через Рио-де-Жанейро, заявил Ф.Виейре, директору журнала «Бразильские шахматы», что предложенный Керенсио матч был нереален, так как тот не обеспечил его денежную сторону. Это заявление вызвало большое недовольство в Аргентине, где его считали не соответствующим действительности. Как нам представляется, Алехин здесь был неправ, так как аргентинская сторона наверняка бы решила эти проблемы. Отрицательно расценил это заявление и сам Капабланка, но история имела продолжение уже в следующем году. 23 июля 1940 г. консул Кубы в Марселе срочно телеграфировал руководителю своего ведомства в правительстве Кубы подполковнику Хайме Марине: «Чемпион мира Александр Алехин просит разрешить ему въезд на Кубу для завершения переговоров о матче с Капабланкой. Эстрада, консул». Узнав о телеграмме консула, кубинские журналисты немедленно попросили высказаться по этому поводу самого Капабланку. «Я только могу сказать, — ответил экс-чемпион, — что готов сыграть всегда и в любой момент. Все зависит от содействия кубинских властей и от конкретных предложений доктора Алехина по проведению встречи». Одновременно Капабланка конфиденциальным порядком направил Марине письмо со своими предложениями по организации матча. В распоряжении автора этих строк в «64» находится копия того письма, полученная во время одной из командировок на Кубу. Текст письма спокойный, без каких-либо выпадов против Алехина. Из содержания письма видно, что Капабланка был готов играть этот матч, продумал его детали, стремился пойти навстречу желаниям Алехина выехать из оккупированной Европы. В письме предлагалось начать матч 1 января 1942 г., а до того связаться с Алехиным, договориться об условиях их встречи, дать время обоим участникам подготовиться к матчу. Одним из важных вопросов была проблема призового фонда. Капабланка считал, что 15 тыс. долларов будет достаточно. Говоря о расходах по пребыванию участников, кубинец поставил на первое место интересы Алехина, высказавшись за выплату ему ежедневно 15 долларов, а себе — 10. Он также предложил оплатить проезд Алехина из Европы. Капабланка просил быстрее установить точное местонахождение чемпиона мира и облегчить ему проезд на Кубу, если тот будет согласен с условиями, предложенными Капабланкой. Вскоре после этого Капабланка по делам своей дипломатической службы выехал в Нью-Йорк. Доверенным лицом по этому вопросу он оставил своего друга Марио Фигередо, однако тот не смог получить от Марине никакого положительного ответа. В результате в тот момент проблема оказалась нерешенной уже не по вине самих шахматистов. 
Капабланка вернулся на Кубу из Нью-Йорка в конце 1940 г. Никаких сдвигов по вопросу о матче не наблюдалось. Наступил 1941 г., и вот 23 марта в кубинской печати появилось сообщение из Лиссабона. В нем говорилось, что Александр Алехин, находившийся в столице Португалии, заявил большой группе любителей шахмат, что «готов вступить в переговоры для проведения матча-реванша с Хосе Раулем Капабланкой». Далее там сообщалось, что после демобилизации из французской армии Алехину понадобилось девять месяцев (несомненно, это была одна из причин его молчания после обращения к кубинскому консулу), чтобы получить разрешение на выезд и он в конце концов добился выезда в Португалию благодаря усилиям МИД этой страны. «Отвечая журналистам, — говорилось далее, — Алехин сказал, что хотя у него есть виза на въезд в Бразилию, он некоторое время пробудет в Лиссабоне, чтобы отдохнуть и поднабраться шахматной практики для предстоящего с Капабланкой матча, который состоится в любом месте и в любое время, которое бы устраивало обоих шахматистов. В ближайший понедельник доктор Алехин будет принят посланником Кубы в этой стране; ожидается, что будут рассмотрены вопросы, связанные с этим важным событием». Вскоре Министерство спорта Кубы сообщило Капабланке, что оно согласно просить визу для Алехина, но ни в какой мере не может оплатить его проезд до Кубы (тем более его жены). Капабланка отлично понимал, что если в июле 1940 г. Алехин мог приехать за свой счет, то в марте 1941-го уже явно не имеет возможности самостоятельно оплатить дорогу. Учитывая это, Капабланка порекомендовал кубинским властям все же оплатить чемпиону мира проезд под гарантию его обещания сыграть матч-реванш немедленно по приезде. «В таком случае, — ответили Капабланке спортивные власти, — Вы должны сообщить нам, какие организации оплатят финансирование матча для того, чтобы мы могли попросить соответствующий кредит, из которого часть будет направлена доктору Алехину, чтобы помочь ему осуществить поездку». Ситуация опять становилась тупиковой: такой кредит могло предоставить только то же Министерство спорта. В дело включились друзья Капабланки — Фигередо, Баррерас, влиятельный журналист Луис Гомес Вангуэмерт. Они поставили вопрос о выделении Капабланке кредита, который еще в 1938 г. был обещан кубинским правительством, но так и не был выплачен. Ходили слухи, что эти деньги присвоил себе один из кубинских министров. Однако усилия друзей тоже были напрасными: денег на матч правительство так и не предоставило, собственных же средств для этого у самого Капабланки даже близко не было. Между тем правительство могло бы оказать такую помощь, хотя бы потому, что Капабланка с 1913 г. находился на государственной службе в МИД Кубы. В конечном счете Капабланка вернулся в Нью-Йорк, где работал в кубинском консульстве, вернулся глубоко обиженный таким отношением к себе со стороны официальных властей своей страны. Вопрос о матч-реванше на этот раз заглох окончательно. Трудно сказать, с каким результатом закончился бы этот матч. На наш взгляд, наилучшие шансы у Капабланки были сразу после Олимпиады в Буэнос-Айресе. Тогда он был на подъеме и в хорошем настроении после своего отличного результата в Турнире наций. На успех позволяло надеяться и его тогдашнее состояние здоровья, хотя, конечно, далеко уже не идеальное. Наверняка, кубинца воодушевила бы и всегда окружавшая его в Буэнос-Айресе обстановка симпатий и доброжелательства. Однако и Алехин был в Аргентине тоже отнюдь не в худшей форме. Но если бы Алехину удалось приехать на Кубу и сыграть матч в 1941 г., то, думается, его шансы были бы явно предпочтительнее. Здоровье Капабланки к тому времени заметно пошатнулось, его преследовали головные боли, сильное давление. В первые месяцы 1942 г. оно стало угрожающим, доходя до 210/180, что и привело в марте 1942 г. к скоропостижной кончине третьего чемпиона мира. Как выясняется, матч-реванш был все же вполне реален, и очень жаль, что мы не увидели новой дуэли двух корифеев мировых шахмат. |
В библиотеку