Журнал Легкая Атлетика #3-4
На главную страницу
Назад


ПОД ФЛАГОМ СБОРНОЙ 

Светлана Феофанова: «Шест обижать нельзя» 

Установив нынешней зимой в течение немногим более месяца пять мировых рекордов, Светлана Феофанова мгновенно достигла той степени известности, за которой, по Марку Твену, нет ничего приятнее забвения. Рекорды сделали прыгунью объектом охоты для десятков журналистов, чье большинство год назад о ее существовании ведать не ведало.В середине зимы она признавалась: «Ничего не хочется делать – только лечь и забыть обо всем…

Приехать домой, запереть дверь и пару дней ни с кем не разговаривать». В такой ситуации вызвать своими вопросами живой отклик невероятно трудно. В условиях непомерной концентрации вопрошающих в единицу времени у звезд неминуемо формируются устойчивые стереотипы. По началу нашего разговора создавалось впечатление, что и для Светланы все интервью – что заезженная пластинка. Она давно знает, какие вопросы ей зададут и что она на них ответит. Но если попытаться сойти с привычной колеи, «зацепить», можно услышать мысли явно не конвейерного происхождения. Мысли, способные удивить. 

Моя работа — тяжелый физический труд

— Света, действительно зимний сезон вас так вымотал?

— По его окончании только выдохнула: слава Богу, наконец-то! Устала просто безумно. Особенно после чемпионата Европы, когда наступило полное опустошение. Никакого желания прыгать. Главный старт забрал все эмоции, до капли.

— Усталость, о которой вы говорите, она — от огромного физического напряжения или как следствие достигнутой вершины?

— Я бы все же говорила о психологической нагрузке, которая очень изматывает. Мы сразу выбрали главное событие, а остальные турниры воспринимались как подготовка, как средство. Наступил чемпионат Европы, и волнение вышло наружу. Вроде и соперницы те же, а все по-другому… И после победы, да еще на таких нервах, никаких сил не осталось.

— Слушаю вас и думаю: выходит, что прыжки для вас — обязанность? Ее нужно добросовестно исполнить, и потом — долгожданный отдых?

— Работа в разное время бывает и удовольствием, и тяжелой обязанностью. Собственно, как и у всех нормальных людей. Не бывает же в жизни одних положительных сторон. Но все-таки… Для меня шест в первую очередь — это тяжелый физический труд.

— Какую вы находите для себя мотивацию в таком случае?

— Если брать спортивную сторону, хочу побить летом мировой рекорд, стать еще сильнее… Не знаю, может, тут действительно присутствует некий элемент мазохизма. Летчики, к примеру, постоянно испытывают на высоте огромные перегрузки, но не бросают свое дело, верно? И у меня есть свой кайф: от чувства усталости после тренировок, от недомоганий мелких…

— Пять раз за зиму вы улучшали мировой рекорд, прибавляя по сантиметру. 1 сантиметр — действительно ли он кардинально меняет техническую составляющую прыжка или это скорее вопрос психологии?

— Для меня высота планки не имеет значения. Я всегда настраиваюсь только на технически правильное исполнение самого прыжка. Бесполезно думать о сантиметрах, рассчитывать с горем пополам переползти через планку — тогда точно ничего не выйдет. Главное — прыгнуть что называется «свое» и добавить к нему еще чуть-чуть. На самом деле, вся загвоздка — в этом самом «своем», уровне, который тяжело постоянно поддерживать.

— События последних месяцев как-то повлияли на вашу самооценку? Речь не идет о пресловутой звездной болезни, скорее о новом самоощущении.

— Банально прозвучит: я никогда не думала о себе как о мировой величине в легкой атлетике. Да, внутренне я изменилась. Появилось больше ответственности. К любым, самым захудалым соревнованиям я не могу теперь подходить спустя рукава. Под мое участие дают рекламу, собираются зрители, настраиваются соперники. Приходится соответствовать в любом состоянии, как бы ни было тяжело.

 

Небо и земля

— Спорт — осознанный выбор или «так получилось»?

— Скорее, второе. Мне шесть лет было, когда мама за руку отвела в гимнастику. Старшая сестра занималась плаванием, но маме этот вид казался слишком тяжелым для девочек. Вот гимнастика — другое дело. Даже не знаю, почему она так решила.

— Другие варианты, кроме спорта, не рассматривались?

— Ну, музыкальная школа с моим слухом отпала сразу! (Смеется.)

— Какие воспоминания остались от гимнастических лет?

— Конечно, на всю катушку, как сейчас, я там не выкладывалась. Дело даже не в сравнительной трудности или легкости нагрузок, а в отношении. Шест — моя работа, которую нужно выполнить во что бы то ни стало, через «не могу». В гимнастике, бывало, я позволяла себе и схалтурить.

— Как же звание мастера спорта международного класса?!

— Не надо воспринимать мои слова совсем уж буквально! Естественно, я не всегда дурака валяла. Но в сравнении с сегодняшними тренировками — небо и земля.

— Судя по тону, особого сожаления при расставании с помостом вы не испытывали.

— Это точно. Сами посудите: 18 лет стукнуло, перспектив уже никаких. Да и не хотелось ничего. Наелась гимнастикой по полной программе. Каждую тренировку заканчивала с одной мыслью: «Все, эта — последняя».

 

Каноническая версия

— Света, сейчас я вас попрошу, возможно, в сотый раз поведать…

— (Обреченно заканчивает.) …как я попала в шест.

— Вот-вот. Давайте дадим  каноническую версию, к которой ни прибавить, ни убавить. Заодно и оградим вас от дальнейших расспросов.

— В последнем я сильно сомневаюсь. Уф-ф-ф… Ладно, уговорили. В мае 1997 года — как раз в одно из последних моих занятий — к нам на тренировку пришли легкоатлеты, как позже выяснилось, прыгуньи с шестом, чтобы поработать над акробатикой. Мы еще, помню, посмеивались над ними — ну, понимаете, какая у них координация движений…

А с ними был тренер, Владимир Андреевич Сафронов. И вот начал он меня агитировать. Наговорил с три короба: великий Бубка — замечательный вид — есть отличный тренер — будешь у него тренироваться — приходи в Лужники… Я киваю: мол, да-да, приду, как же… Но все-таки собралась и заявилась. А в Лужниках никого не знаю! Начала объяснять: старичок такой седой, с бородой, меня пригласил, имя-фамилия неизвестна. В общем, попала на Бондаренко и только потом задним числом догадалась, что он — тот, с кем меня обещал свести Сафронов. Первая тренировка… По-моему, в двадцатых числах июля 97-го. 

«Убийца маленьких детей»

— Помните первые ощущения от шеста?

— Если человеку с улицы шест в руки дать, что он почувствует? Правильно: нечто тяжелое, громоздкое, явно инородное. И ЭТО еще нужно как-то правильно держать. Чуть не сбежала обратно.

— Что же удержало?

— Проблески интереса появились, когда удалось-таки шест как следует согнуть. Ну, думаю, ежели пойму, как прыгать, с моей-то гимнастической подготовкой всем конец придет! (Только что присоединившийся к нам тренер Светланы Евгений Бондаренко иронически комментирует: «А так до сих пор и не поняла». Оба смеются.)

— Каким вам показался Бондаренко при знакомстве?

— (С притворной опаской.) Огромный! Все время что-то кричит! («Убийца маленьких детей», — снова подсказывает тренер). Не сказать, чтобы жесткий, а… Упертый, так наверное.

— Сейчас он кто для вас — равноправный партнер по работе или Учитель, которому нужно беспрекословно подчиняться?

— Скажем так: тренер, которому нужно беспрекословно подчиняться. Желательно это делать. Для своей же пользы.

— Но вас обоих устраивает такая форма взаимоотношений?

— (Нарочито тихо.) Почти. Вас устраивает? (Обращаясь к тренеру.)

Бондаренко: «Устраивает — не устраивает — несерьезный разговор. От работы зависит. Если все получается, то очень даже. Бывает, как на сегодняшней тренировке, что нет».

— Мы вовсе не такая идеальная пара «тренер — ученица», как можно вообразить. Гладкими наши отношения уж точно не назовешь.

 

Взросление

— С чем связан прогресс зимы 2000 года — с 4,10 на 4,32, а потом и на 4,40…

— …а потом снова на 4 метра на зимнем чемпионате Европы. Ну как объяснить? Настроила себя, завела. Ведь целый год на одной высоте простояла! Пора было вперед двигаться. Наверное, осознала, наконец, что прыгать с шестом — моя профессия. Думаю, просто повзрослела.

— Что все-таки случилось на двух проваленных стартах олимпийского года — зимнем чемпионате Европы и непосредственно в Сиднее?

— На Европе я впервые попала в ситуацию, когда в одном секторе одновременно прыгали целых 27 участниц. На высоту 4 метра кое-как собралась, а на остальные запала не хватило.

— А поконкретней: перегорели или, может, сил не хватило?

— «Мозгов» не хватило. И соревновательного опыта.

— Хорошо, а в Сиднее что произошло? «Баранки» в квалификации от вас никто не ожидал.

— Ой, чего там только не произошло. Состоянии было вообще «никакое». В Японии вроде нормально выглядела, 4,60 брала на тренировках, а в Австралии — как отрезало.

— Что, опять виноваты сборы в Японии?

— Кого-то же надо обвинить! (Смеется.) Себя-то, в чем могли, давно обвинили. Такое у меня объяснение, другого нет. (Подумав.) Может, внимание слишком рассеялось — все-таки коммерческие старты с Играми не сравнишь: много народу, шум, гам… Растерялась. Хотя особого волнения не чувствовала. Старт как старт.

— Через год в Эдмонтоне показалось, что несмотря на ту борьбу, навязанную Драгиле, внутренне вы еще не были готовы ее обыграть…

— Допускаю. Я же прекрасно знала, как она прыгала по ходу сезона, сопоставляла ее результаты и свои. Реально расценивала собственные силы. Но все равно я пыталась не сдаваться, подняться до самого своего предела. И одной попытки не хватило…

— На вас как на человека немного замкнутого не давит показательное дружелюбие американки? Тем самым она как бы заставляет демонстрировать ответную реакцию.

— Вроде: «это мой конкурент, а значит кровный враг» или «а вот с этой лучше не разговаривать» — так, что ли? Нет, такого за собой не замечала. С Драгилой, как можем, общаемся. Если с моим знанием английского это можно назвать общением. По-моему, она приятный человек. По крайней мере, обо мне всегда хорошо отзывается.

 

5 метров

— Ваш кумир Сергей Бубка как-то обмолвился, что только после преодоления пятиметровой высоты можно говорить о женском шесте как о состоявшемся виде легкой атлетики. Насколько лично для вас достижим рубеж пяти метров?

— Считаю, что абсолютно достижим. Стратегическая цель именно такова.

Бондаренко: «Вернее сказать, почти достижим. При полном использовании нескольких факторов, таких, как, допустим, скорость. Разумеется, не чистая скорость спринтера, а направленная, переведенная в прыжок».

— Каков Светин резерв?

— У нее много сильных сторон, но есть и объективный предел возможностей. Каких-то вещей она физически не сможет сделать. В частности, ей не хватает роста, а значит ее максимальный хват никогда не превысит 4,40. Исполнит прыжок технически идеально — покорит 5 метров. Будут хоть небольшие огрехи — результат сразу упадет до 4,80—4,85. Но в ближайшие 5—8 лет наверняка кто-то возьмет эту высоту. И Света в числе претенденток. Остальное от нее зависит, как работать будет.

— Но Бубка скорее подразумевал не талантливых одиночек, а средний уровень…

— Если общая масса достигнет пяти метров, то отдельные ее представители наверняка заберутся и на 5,15—5,20. В данный момент я даже, как тренер, не представляю себе таких прыжков. Это принципиально иной уровень: «мужские» шесты, хват, скорость, сила… Не другое поколение, а другие люди.

 

Шесты как родные

— Света, вы заметили в одном из интервью, что для рекорда нужен прежде всего удобный сектор. Что для вас «удобный» сектор?

— Хорошие маты. В первую очередь, упор для шеста. Иногда его задние стенки образуют прямой угол, из-за чего шест как бы останавливается. Словно натыкается на препятствие. И «сбрасывает».

— Слышал, что после «Матча пяти стран» в Глазго случилась неприятная история с шестами...

— Да, чуть было не лишились своих орудий. При досмотре в лондонском аэропорту шесты вызвали подозрение местных секьюрити. Они их и конфисковали, для дополнительной проверки. Ждем час, другой… Подходит время нашего рейса. Оставлять шесты и лететь — значит точно распрощаться с ними навсегда. Пришлось сдать билеты и начать поиски. Четыре часа мы пытались выяснить их судьбу! Как оказалось, таможенники сами их потеряли. Ладно, хоть в итоге все хорошо закончилось. Переночевали в Лондоне и на следующий день отбыли.

— Неужели наше руководство не могло вмешаться?

— Так они улетели без нас! На прощанье сказали: «Мы вам помочь ничем не можем, разбирайтесь сами» — и были таковы.

— Н-да… Вообще насколько внутренне тяжело всегда быть привязанным к своему орудию? Не завидуете, например, бегунам?

— В духе: «Надоели эти треклятые шесты»? Что вы, они уже как родные. Без них никуда, как-то даже неуютно в их отсутствие. Так что стараюсь не оставлять их без своего присмотра и внимания.

— Можно сказать, что шест и планка — чуть ли не живые существа?

— Кто угодно, только не планка! Нет, и не враг. Враг для нее, скорее всего, я. Небось думает: «Где же эта Феофанова? Скоро снова мучить придет». (Смеется.) А вот шест — мой помощник. Без него я никто. С шестом надо бережно обращаться, не обижать. А то он тем же отплатит!

 

Талисманы и суеверия

— Ваше знаменитое умение собраться в решающий момент — оно выработано или от природы?

— (Быстро.) Выработано. Хотя… Не уверена, боец ли я? Далеко не всегда. Вот амбиции точно от природы.

— Просто интересно, что происходит в голове перед решающей, последней попыткой?

— Как на последней Европе было… Стою на разбеге перед последней попыткой на 4,70 и одна мысль крутится: «Неужели опять?! Опять проиграю одну попытку, опять останусь второй и опять с 4,65… Зачем тогда все эти мировые рекорды?». И такая злость взяла: да как же так?! Так просто не должно быть! И что-то такое перед последней попыткой в меня вселилось, и я полностью поверила, что сейчас прыгну. Знала на сто процентов. Почему? Молилась, наверное. Да не «наверное» — точно: стояла и молилась. Просила у Бога силы на попытку.

— Спортсмены, верно, после служителей культа — чуть ли не самый суеверный народ на земле…

Бондаренко: «Род занятий обязывает. Спортсмены, как никто, ежедневно — на тренировках ли, соревнованиях — выходят за порог собственных возможностей. Вот и обращаются к сверхсилам, помогающим это сделать».

— Да, у спортсмена жизнь более насыщенная, что ли: травмы, стрессы постоянные. Нужны точки опоры. Те же ритуалы. Например, для Стэйси важно даже в каких носках она в сектор выходит. «По молодости» я тоже такой была. Но после Олимпиады решила: все, хватит. Приметы буду соблюдать наоборот. И ничего, жива до сих пор. Остался только ослик Иа, мягкая игрушка.. Он даже не талисман, а просто мой приятель по путешествиям.

 

Все для спорта

— Как вы отдыхаете?

— Отдохнешь тут! Телевидение, корреспонденты… После них тренировка — как отдых. В среднем по интервью в день.

— Сильно докучают?

— И поражают своим непрофессионализмом. Последней каплей стало интервью одной известной газете. В нем я щеголяю выражениями, вроде «хата», «тачка», «на фига». Нет в моем словаре таких слов!

— В перерывах между соревнованиями и интервью учиться успеваете?

— Числюсь в РГАФКе. Уже второй год на третьем курсе. Специализация — по-прежнему гимнастика, никак не выкрою время перевестись на другую кафедру. Это по-своему характеризует мою учебу, да? Приехала после зимнего сезона, а зачет уже поставлен.

— Получается, все мысли только о спорте?

— Процентов на 98. Иной раз проснешься и начинаешь обдумывать: где ошибалась, что надо исправить. Самоанализ постоянный. Вроде соберешься прогуляться, а потом: нет, лучше дома останусь, сил на тренировку больше накоплю. Вся жизнь подчинена и ориентирована только на одно.

— Ваша мама как относится к такому самоотречению?

— Нормально, она же нас с сестрой и отдала в спорт. Однажды, правда, поругались, когда лет в 12 я собралась бросить гимнастику. Мама не позволила: «Ты что, я тебе столько лет завтраки возила в такую даль, а ты… Только через мой труп!» и т.д. Пришлось продолжать мучиться.

— Что вам в себе не нравится?

— (Пауза.) Трудно сказать… Голова. Шучу. Может то, что не всегда могу схватывать суть упражнений или движений на лету. Семь потов сойдет, пока все получится. «Тупенькая» я слишком. Зато упорная.

— Света, что вам нужно в жизни для полного счастья?

— О, если начать перечислять… Главное, хочется реализоваться в спорте полностью. «Выпрыгаться» на столько, на сколько во мне заложено. И не жалеть потом: мол, могла бы, а не сделала. Еще хочется с уверенностью смотреть в завтрашний день.

— А сейчас такой уверенности нет?

— В завтрашний день — есть. А вот в послезавтрашний — уже нет. (Смеется.) Пока будущее в тумане. Конечно, хотелось бы прыгать минимум до тридцати. А вдруг не получится? Почувствую, что сдаю — уйду сразу же.  

Беседу вел
Евгений Слюсаренко 

Светлана Феофанова 

Москва, Профсоюзы

Родилась 16 июля 1980 года

Рост 163 см, масса 52 кг.

Личные рекорды: 4,75 (01) - рекорд Европы

В помещении:шест -   4,75 (02) - рекорд мира

Установила 3 рекорда Европы на отктрытом воздухе, 6 мировых и 9 рекордов Европы в помещении

1998   (18)    3,90

1999   (19)    4,10п/4,10

2000   (20)    4,50

2001   (21)    4,75

2002   (22)    4,75п

ЧМ: 01 — 2. ЧМп: 01 — 2.

КЕ: 00 — 1, 01 — 1. ЧЕп: 00 — 5, 02 — 1.

чРос: 98 — 3, 00 — 3, 01 — 1.

чРп: 99 — 5, 00 — 4, 01 — 1.

чРю: 98 — 2. чРпю: 99 — 1

 

Лучшие результаты 2002 года

4.75    1        Вена   03.03

4.74    1        Льевен         24.02

4.73    1        Гент   10.02

4.72    1        Стокгольм     06.02

4.71    1        Штутгарт      03.02

4.66    1        Дортмунд      27.01

4.66    1        Глазго 09.03

4.64    1        Бирмингем    17.02

4.60    1        Пирей 20.02

4.35    кв      Вена   01.03


На главную страницу
Назад


 Library В библиотеку