Проблема отцов и детей в теннисе, пожалуй, более актуальна, чем во многих других видах спорта. Ведь папы и мамы не только приводят свои чада на занятия, но и часто становятся первыми наставниками, а некоторые и вовсе меняют свои прежние профессии на тренерскую.
"Теннис +" неоднократно писал о взаимоотношениях в семьях, где родители одновременно выступают и в роли теннисных учителей. В первых четырех номерах 2000 года мы знакомили любителей игры с точкой зрения на эту проблему Розы Ислановой и Михаила Сафина - родителей Марата и Динары Сафиных.
Сегодня на вопросы корреспондента журнала отвечает Владимир Красноруцкий, отец, менеджер и тренер 16-летней Лины, которая закончила 1999 год первой в мировой классификации среди девушек до 18 лет, вошла в состав российской команды Кубка Федерации, и Александра (1987 г. р.), третьего в мире по своему возрасту.
Владимиру в работе помогает жена Марина - профессиональный тренер.
Вкратце спортивная история их семьи такова. Карьеру начинали в Керчи. Марина работала тренером, Владимир помогал. В то время местный теннис переживал настоящий взлет. А Лину, которой ракетка заменила обычные детские игры, наверняка помнят все, кто был в этом симпатичном крымском городке на соревнованиях. В три года она уже неплохо справлялась с мячом. Но крошечному Саше местный климат категорически не подошел, и молодая чета перебралась в Обнинск - поднимать теннис в этом, казалось бы, совершенно не теннисном месте.

Корр.: Советские юниоры (а сейчас - российские) всегда были признанными лидерами в мировом теннисе. У нас что, действительно, какая-то особая методика?
Владимир: У наших тренеров - замечательная методика, мы детей лепили. Отбор был, конечно, но не жесткий. И это при том, что раньше директор зала говорил: <Чтобы иметь ставку в 98 рублей, вам надо набрать четыре группы по шестнадцать человек, заполнить все журналы и ходить к завучу расписывать в подробностях каждый день тренировки>. И все равно звезды рождались, потому что методика есть. На Западе в этом смысле все иначе. Они открывают кучу центров и говорят: <Мы берем всех>. Из пришедших тысячи человек вскоре остаются 100, потом - 10. Естественный такой отбор. Суперталанты, конечно, подхватывают, но не всегда. Зависит от страны. Масса способных загублена, к примеру, в Южной Америке - по финансовым причинам.
Корр.: Вы наверняка бывали в зарубежных школах. Поделитесь впечатлениями.
Владимир: Характерный пример в этом отношении - академия в Садлбруке. Здесь раньше тренировался Сампрас, а сейчас - Хингис и Каприати. Происходящее напоминает большой колхоз. Приезжают сто человек разного уровня, на всех - пять тренеров, которые абсолютно не отвечают за результат. Им заплатили деньги, и они делают свою рутинную работу. Завтра приехал кто-то другой, но им все равно. Хотя в плане условий там, конечно, все идеально организовано, каждая академия работает на свой имидж. Приехала к ним Хингис, они обклеили всю округу ее фотографиями и отныне имеют право говорить: "У нас тренируется Хингис". У Боллетьери то же самое. Уровень тренеров и спаррингов - средний, соответствует нашему первому разряду. Так что если здесь, в России, вы прозанимались теннисом 10 лет, то будете на пять голов выше их. Именно поэтому за юными россиянками очередь в Америке стоит, чтобы они в местные университеты поступали.
Корр.: В чем, на ваш взгляд, основные различия юниорского и взрослого женского тенниса? Какие проблемы вам неизбежно придется решать?
Владимир: Во взрослых турнирах надо начинать сразу же, без раскачки, в первых матчах, потому что попадаете на приличных игроков. Уровень мастерства на женских соревнованиях примерно одинаков, но опыт у взрослых игроков значительно выше. В юниорском теннисе как? Если "поперло" в начале матча - тебя не остановить. А здесь пока ты не выиграла последний мяч, не можешь быть уверенной в победе. И еще, что лично мне кажется опасным при переходе из юниорского тенниса в женский: девушки, пока они в юниорах, пашут на тренировках как папы карлы, пытаясь подняться наверх. А поднявшись, они считают, что дальше во взрослый теннис их просто засосет. Плюс возраст 16-18 лет - такое легкое crazy. Весна, любовь, эмоции. То не хочу, это не хочу. А надо работать.
Корр.: Ребята легче преодолевают этот этап?
Владимир: В юниорском теннисе мне девчонки нравятся больше. Они более нацеленные, работоспособные, ребята - разболтанные. В момент перехода мальчишки вдруг резко взрослеют, а девочки - наоборот.
Корр.: Говоря об отличиях профессионального тенниса, вы не упомянули о деньгах...
Владимир: На самом деле это очень важный аргумент. Юниоры играют за "грамоты", а профи - за доллары. И они костьми ложатся, когда осознают, что могут на заработанное очень неплохо жить.
Корр.: Какие у новичков преимущества?
Владимир: На шестнадцатилетних работает время. Им может повезти в том смысле, что они органично вольются в смену поколений. Многим сегодняшним звездам уже за 25. Еще 2-3 года, и женщина вынуждена из спорта уходить. Второй Навратиловой, думаю, не будет никогда. С другой стороны, несмотря на удачный возрастной расклад, расслабляться нельзя. Начали появляться, причем неизвестно откуда, все новые и новые имена.
Корр.: Вы долгое время занимались психологией. Чем вызван этот интерес?
Владимир: Тренеру просто необходимо быть психологом. Ведь уровень игры, повторюсь, примерно одинаковый. Выигрывает тот, кто в нужный момент может успокоиться и расслабиться или, наоборот, дожать.
Корр.: Для девушки помощь психолога вообще очень важна...
Владимир: Безусловно. Женщинам в психологическом плане труднее. Парень что? Он взял с собой подружку на соревнования, и все в порядке. Девушка тоже может, но сколько потом будет разговоров... У мужчин, кстати, и заработки выше, плюс женщины более легкомысленны. Я много разговаривал с Ольгой Морозовой на эту тему. Она тоже считает, что в этом плане женский теннис гораздо сложнее. Взять хотя бы все эти отклонения в розовую сторону.
Корр.: В современном теннисе тренеры часто играют роль временщиков...
Владимир: Лично для меня настоящий тренер - это не тот человек, который взялся подготовить уже сложившегося игрока к турниру. А тот, кто взял с улицы шестилетнего малыша и затащил его на корт. Настоящие тренеры - Наумко, Рогова, Преображенская, Янчук.
Корр.: Наверное, идеальный вариант, когда психолог - к тому же самый близкий человек, для которого нет ничего дороже счастья собственного ребенка.
Владимир: Мне сложно судить, помощник я своим детям или ступор. Я привык каждую ситуацию примерять на себя. Помню, когда сам был молодым, мне тоже казалось, что родители меня заставляют делать то, без чего можно обойтись. Но почему сегодня со своими детьми я строг? Помню, когда я был студентом и сам уже подрабатывал, мы с отцом разговорились: <Я тебя бил?> <Да, - отвечаю, - доставалось>. А он: <Вырастешь, поймешь, что мало>. И на самом деле, проходит время, и ты понимаешь, что мало тебя учили уму - разуму. Я пытаюсь втолковать своим детям, чтобы они не наступали два раза на одни и те же грабли. Делаю это не потому, что я такой умный, а потому, что сам на эти грабли наступал. Вроде бы ударил ты раз в сетку, раз в аут, да и ладно. Вы можете потом сделать точно такой же неправильный удар, но он будет стоить вам, как, к примеру, в финале Уимблдона, сотен тысяч долларов.
Корр.: Ребята на вас обижаются?
Владимир: Обижаются. Но они должны понять, что если сегодня будут стараться, завтра им легче станет.
Несмотря на строгость, у меня есть обыкновение все тренировки заканчивать на мажорной ноте.
В психологии существует такое правило: человек помнит только хорошее. Если занятия закончились хорошо, то все остальное у него вылетит из головы.
Корр.: А как вы оказались в Обнинске, ведь могли поселиться и где-то поближе?
Владимир: Мы совершенно сознательно выбрали Обнинск. С одной стороны, до столицы не так далеко. С другой, я всегда мечтал, чтобы надо мной не было начальника, чтобы мою инициативу не пресекали. Приехали сюда, осмотрелись. Условия подходящие. Жене, поскольку она закончила профилирующую кафедру в спортивном вузе, можно было смело отдавать тренировочный процесс, ну а за всю "организацию", без ложной скромности, отвечал я. Сейчас, конечно, здорово приходить в зал, где лежит идеальное покрытие, где у группы, в которой тренируются твои дети, - семь часов времени. Но всего этого нужно было добиться. А ведь, когда мы приехали в Обнинск, в этом зале занимались футболисты, волейболисты, гимнасты... Представляете, чего мне стоило выгнать на улицу столько людей. Ведь их надо было, по крайней мере, куда-то пристроить.
Директору было очень важно, чтобы в зале не ломали стены, не били окна и люстры, не сорили и чтобы за аренду шли деньги. Я ему пообещал, что на корт выйдут люди в белых одеждах и станут аккуратно перебивать мячи через сетку. И, конечно, обеспечивать загрузку - с восьми утра до десяти вечера. В этом году мы вместе отмечали новогодние праздники, и вот в разгар застолья директор признался: <Прошло уже пять лет, но я до сих пор не могу поверить, что ты меня уговорил на эту авантюру>. Но ведь я его не обманул. К нам очереди стоят в группы.
Мало кто верит, что столь высоких результатов Лина и Саша достигли, занимаясь в группе. Но наша методика предусматривает именно групповые занятия.
Дети не могут долго находиться один на один со взрослыми. Они еще не держат внимание, будь им 6 лет или уже 10. А в группе у ребят проявляется соревновательная жилка, они хотят быть лучше других.
Сейчас четыре человека из группы набора 1990-1991 годов входят в первую десятку России. С детей, которые работают на результат, мы не берем ни копейки, что по московским меркам, наверное, выглядит очень странно.
Корр.: А вас упрекают за то, что к своих детям вы особенно внимательны?
Владимир: Не буду лукавить, я мечтаю, чтобы мои дети стали лучшими. Но все обязанности тренеров других ребят мы с женой выполняем полностью. Конечно, я не могу со всеми своими воспитанниками ездить на соревнования, но за это мне и не платят. Ну а кто с моими детьми поедет? Самое главное, что тренировочный процесс в Обнинске не прекращается. Если уезжаю я, остается Марина. И наоборот. Дети от нас не разбегаются.
Может, я и не прав, но, по-моему, умелая организация процесса - это 70 процентов успеха. Именно в этом нас пока опережают иностранцы, уступая нам в методике. Им есть на чем и чем тренироваться. Они отделяют зерна от плевел, то есть выступают за естественный отбор, а мы тянем всех. У нас ведь как? Есть талант - нет денег, есть деньги - ноль таланта. Редко нет ни того, ни другого, ну и совсем исключение из правил - когда есть и то, и то.
Корр.: Вы не пользуетесь услугами спаррингов?
Владимир: Практически нет. Что такое спарринг? Это спортивная машина. Набрал он себе пять учеников в день и играет. А если ваша очередь - последняя? Он уже устал и не выкладывается полностью. Кричать, заставлять его не могу. Приходится уговаривать. Зачем мне это?
Потренироваться к нам просятся ребята из других городов.
Отвечаю: конечно, можете к нам приехать. Но я не могу взять вас навсегда. А где гарантия, что, когда вернетесь домой, прежний тренер на вас не обидится и не выгонит? Тем более если мы по-разному смотрим на учебный процесс.
Корр.: То, что в Обнинске выросли чемпионы, в конце концов, добавляет престижа самому городу...
Владимир: Да, наверное. Но это не я должен о престиже думать. Мне вот, знаете, когда было обидно? Есть такая Ирода Туляганова из Узбекистана (как раз Туляганова и обыграла Красноруцкую в финале Уимблдона). Так вот, по возвращении из Англии ее принял сам президент Ислам Каримов, назвал Ироду своей дочерью и сказал: <Ты - престиж нации>. Когда Лина выиграла US Open и стала первой ракеткой мира, можно было бы вокруг этого создать какой-то ажиотаж. Но я об этом не задумываюсь. Вообще-то нашу фамилию в Обнинске знают.
Корр.: А может, и не надо бешеной популярности в городе? Страшно все-таки, подумают, что деньги большие...
Владимир: С тех пор, как мы в Обнинск переехали, здесь считают, что я мультимиллионер, бабник и пьяница. Ну с репутацией миллионера и бабника я еще готов мириться. Но пьяница? Ну могу я раз в месяц выпить бутылку пива, и то растягиваю процесс на три дня. Недавно вот друзья рассказали, что в ресторане подслушали, мол, Лина за каждый выход на корт получает 50 тысяч. Да я бы ее каждый день заставлял на корт выходить, если бы это было так.
Корр.: Насколько вообще для вас важна материальная сторона дела?
Владимир: Мое мнение такое: о деньгах сейчас говорить рано. Деньги - это эквивалент товара. И чем лучше ваш товар, тем больше за него заплатят. Можно продать себя сегодня за три копейки, но можно этот же товар, но улучшенный, продать завтра. Сейчас мы живем в долг. Пока не заработали столько, чтобы могли шиковать. Человек, живущий в долг, не должен жить лучше своего кредитора. Это страна наша пытается так жить. Лина прилично играла в юниорском Туре и кое-что заработала в виде бонусов за первые места. Какую-то часть долга мы уже компенсировали. Когда отдадим все, можно и о деньгах разговаривать.
Корр.: Вы не балуете своих детей?
Владимир: Особенно их не ограничиваем, но иногда я пытаюсь Лине объяснить, что вот эту вещь мы пока себе позволить не можем. Она, наверное, про себя ворчит: <Опять зажал>. Но она не знает всех тонкостей финансовых вопросов, которые так или иначе завязаны на меня. Как только Лина отдаст все свои долги, флаг ей в руки. Используй заработанные деньги, как пожелаешь. Можешь вложить их в предприятие, можешь выйти замуж за миллионера.
Корр.: Сейчас очень актуальной стала тема переманивания Западом молодых талантов. Вам поступали предложения переехать в другую страну?
Владимир: Неоднократно. В Америке нам просто сказали: <У вас в стране война, и вообще как-то неспокойно. Перебирайтесь к нам, все ваши проблемы мы решим за три дня>. Но мне на свою страну жаловаться грех. Нам здесь очень многое дано. Поэтому этот вопрос для нас пока неактуален. О смене гражданства речь вообще не идет, а чтобы в будущем тренироваться где-то в более удобном месте? Все будет зависеть от решения Лины.
Корр.: Вы довольны сотрудничеством в фирмой Octagon?
Владимир: Да. Алексей Селиваненко и его команда делают все возможное, чтобы облегчить нам жизнь. Хотя Лешу многие критикуют, я понимаю, что, будучи руководителем, невозможно угодить всем. С ним нас столкнула судьба, чему очень рад.

Беседовала Ксения Соловьева