|
 |
|
|
|
|
КЛУБНИКА НА SW19,
ИЛИ СЕЗОН БОЛЬШОГО ТЕННИСА |
 |
|
|
|
В этом номере мы начинаем публикацию журнального варианта книги нашего ведущего автора Натальи Быкановой.
Н.Быканова родилась в Москве. О теннисе пишет с 1985 года, когда студенткой факультета журналистики МГУ была командирована газетой "Советский спорт" в Ереван вести репортажи с чемпионата СССР по теннису. По окончании университета в 1990-92 гг. работала спортивным редактором журнала "Огонек", в свободное время - гидом-переводчиком. Имеет звание кандидата в мастера спорта по теннису.
Первая зарубежная командировка - Уимблдон-91. С тех пор освещала его каждый год для различных изданий ("Матчбол-Теннис", "Огонек",
"Советский спорт", "Российская газета", "Парламентская газета").
В 1993 году переехала с семьей в Австралию. Из Сиднея писала как
для российских, так и для зарубежных изданий ("Тennis Week",
"Sports Illustrated", "Tennis Australia", "Tennis Revue", "Matchball" и другие), а также работала
communication manager в ATP Tour и тренировала детей и взрослых в Birchgrove Tennis Centre.
Объездила все континенты, кроме Латинской Америки. Брала и продолжает брать эксклюзивные интервью у всех ведущих теннисистов и тренеров России и СНГ, а также у Стефана Эдберга,
Штеффи Граф, Джима Курье, Горана Иванишевича, Серены и Венус Уильямс, Уэйна Феррейры,
Линдсей Дэвенпорт, Мари Пирс, Мирьяны Лютич, Йонаса Бьоркмана, Альберто Коста, Джона Ньюкомба, Фреда Столле, Кена Розуолла, Тони Роча, Маноло Сантаны, Гильермо Виласа и многих других.
С 1998 с мужем и дочерью живет в Гетеборге, Швеция.
В 1956 году в Москву прибыл необычный груз: ящик c лондонской травой. Трехчасовой перелет через Северное море ботаническая посылка проделала на коленях руководителя советской делегации. Внимание к ней было оправдано - в Россию везли срез дерна Центрального корта Уимблдона.
Это был первый подарок отечественному теннису от легендарного Уимблдонского турнира. То, что началось в 1875 году как дачное развлечение для шести лондонских джентльменов, среди которых был один армейский капитан и один святой отец, за сотню лет выросло в самый главный теннисный турнир мира.
Первое знакомство состоялось благодаря трехкратному чемпиону Уимблдона англичанину Фреду Перри, который принял в Лондоне делегацию из СССР, обеспечил гостей пропусками во Всеанглийский клуб лаун-тенниса, где проходит чемпионат, а на следующий год сам отправился в Москву делиться опытом. Впоследствии Перри очень гордился тем, что стоял, по его словам, у истоков тенниса в Советском Союзе.
В нашей стране травяные корты были в диковинку - летом играли лишь на глиняно-песчаных площадках. Тем не менее Анна Дмитриева в год дебюта советского тенниса на SW19 (почтовый индекс чемпионата) стала финалисткой юношеского Уимблдона. Она же завоевала первую для России уимблдонскую медаль - за третье место в парном разряде 1963 года. В 1991 году телекомментатор НТВ Анна Владимировна Дмитриева открывала Уимблдон зеленой журналистке "Огонька", впервые откомандированной на этот теннисный праздник. Беседы с этой необыкновенной женщиной, ее участие в книге неоценимы.Однако, чтобы быть точным, Россию с Уимблдоном первым связал Артур Макферсон, рожденный в России англичанин, организовавший первый в стране настоящий теннисный клуб на Крестовском острове в Петербурге (1894). Несколькими годами позже Макферсон был избран первым в истории отечественного тенниса председателем Всероссийского союза лаун-теннис клубов.
Благодаря энтузиазму этого джентльмена царская семья стала оказывать покровительство Крестовскому лаун-теннис клубу раньше, чем британские монархи связали свое имя с Уимблдоном, который так гордится этим сегодня. Патронессой петербургского клуба с 1906 года являлась Великая княгиня Виктория, жена Великого князя Кирилла. У Великой княгини было английское происхождение, она доводилась дочерью герцогу Эдинбургскому.
Уимблдон сегодня - это грандиозный двухнедельный пикник с поклонами в сторону королевской ложи. Придуманный англичанами, он проходит на траве, с бокалом "пимса"(разновидность джина) в одной руке и клубникой в другой. Но главное - он идет под стук мячей, которые летят от ракеток 19-летней примадонны Мартины Хингис, классика Пита Сампраса, шоумена Андре Агасси, маэстро Евгения Кафельникова, неотразимой Анны Курниковой и сотни других солистов блестящего кочевого цирка под названием "профессиональный теннис". Добро пожаловать на SW19!
ВОРОТА БРАТЬЕВ ДОХЕРТИ
Самый почетный вход во Всеанглийский лаун-теннис клуб – юго-восточный, именуемый "ворота братьев Дохерти". Он расположен со стороны Черч-роуд, охраняемый старыми ветвистыми липами. Только через эти ворота приезжают в клуб на блестящих широколобых "Бентли" члены королевской семьи, министры и теннисные звезды. Но если вы не Мартина Хингис и даже не герцог Кентский, то входить придется пешком.
Чугунные ворота Дохерти подарил клубу в 1931 году преподобный отец Вильям, старший брат чемпионов Регги и Лори Дохерти.
Братья Дохерти занимали умы великосветской публики Уимблдона в начале 20 века, завоевав на двоих девять чемпионских титулов. Это было время длинных брюк, наглухо застегнутых белоснежных рубашек с длинными рукавами и парусиновых туфель. Дохерти, однако, уже расстегивали ворот и подворачивали рукава. В моде были широкие пояса с замысловатыми пряжками.
Дамы во времена Петипа выходили на корт в неизменной шляпке и при кокетливом галстуке поверх закрытой блузы. Соломенные шляпки задержали приход современной подачи в женский теннис, и дамы долгое время подавали с руки, обычным форхэндом. Первой голые локти показала Уимблдону энергичная американская чемпионка Мей Саттон, закатав рукава своей блузы жарким июньским днем 1905 года. Завсегдатаи Всеанглийского клуба не одобряли, что мисс Мей, случалось, надевала на игру отцовскую рубашку – для свободы движений.
В начале века теннисные рефери для облегчения труда получили судейскую вышку, чтобы наблюдать за матчем сидя. Это не замедлило сказаться на ведении счета, и аппеляций к арбитру стало меньше. Раньше в положении судьи матча было много импровизации – нередко ему приходилось следить за ходом игры, балансируя на табурете, который, в свою очередь, стоял на столе.
Скучающие плантаторы
и спортивные пасторы
Первых уимблдонских победителей трудно было назвать энтузиастами лаун-тенниса. Спенсер Гор, чемпион 1877 года, выражался очень прямо: "Эта игра – просто скука. Ей никогда не сравниться с таким великим видом спорта как крикетѕ" В отличие от других участников, он при первой возможности устремлялся к сетке, подбегая к ней вплотную. Обвести его прицельным ударом по линии не было никакой возможности, поскольку по краям сетка в те времена была пять футов высотой, а по центру всего три.
Участники первых Уимблдонов должны были платить одну гинею вступительного взноса, что в те годы составляло средний недельный заработок рабочего. Сегодня платят не теннисисты, а теннисисту, конечно, если его рейтинг достаточно высок и дает доступ в основную сетку турнира. Даже неудачники первого круга Уимблдона в смешанном разряде (самая скромнооплачиваемая категория) становятся на тысячу фунтов богаче.
В сетке 128 мест, из них шестнадцать отведено победителям классификационного турнира. Еще восемь вакансий раздаются по усмотрению директората турнира, они называются "уайлд кард". Их счастливыми обладателями обычно оказываются британские юниоры. Англия мечтает о втором Перри и тратит уимблдонские миллионы на развитие юношеского тенниса. Тем не менее единственный игрок мирового класса Тим Хенмэн вырос на кортах лондонского частного клуба, а не государственной теннисной академии в Бишем Эбби.
Сто лет назад ситуация с финансами была иной и вступительный взнос позволял участникам лишь бесплатно тренироваться в течение недели, пока идет турнир, пользуясь
мячами, которые выдавал садовник. Единственным требованием к теннисистам было иметь собственные ракетки и не носить туфли на каблуке. Входной билет для зрителей в то время стоил шиллинг. Корт со всех сторон обтягивали канатом, как боксерский ринг, публика располагалась прямо за ним и с энтузиазмом ловила мячи, улетавшие в аут.
На теннисоненавистника Гора управу нашел Патрик Хэдоу, взгляды которого на теннис, к сожалению, мало отличались от взглядов его соперника. К теннису Хэдоу приобщился лишь накануне Уимблдона, приехав в Англию на каникулы со своих цейлонских кофейных плантаций. В решающем матче Гор бросился по обыкновению к сетке, но Хэдоу, то ли по вдохновению, то ли под действием сильной головной боли (следствие восточной лихорадки), направил мяч по высокой дуге за спину сопернику. Так была изобретена "свеча".
Смелые эксперименты явились характерной чертой второго Уимблдона. На соседнем от Хэдоу корте А.Т.Майер демонстрировал подачу над головой, все остальные участники подавали "с руки", т.е. ударом справа. Смэша к тому времени изобрести не успели, поэтому репертуар Спенсера Гора не имел противоядия высоким мячам, и Патрик Хэдоу увез титул на Цейлон.
Первым чемпионом Уимблдона, который действительно любил теннис, оказался священник Кэнон Хартли. Англиканская церковь поощряла занятия спортом, и этот йоркширский викарий с увлечением шлифовал свое мастерство на церковном корте.
Соперник викария по финалу 1879 года ирландец Томас Сент Легер Гуулд был далеко не божьим человеком. В начале века он и его французская жена, поиздержавшись в Монте-Карло, украли драгоценности у датской вдовы Эммы Левин. В 1907 году обоих задержали на железнодорожной станции в Ницце, откуда они пытались отослать в Англию подозрительного вида чемоданы. При полицейском осмотре в них обнаружили расчлененное тело несчастной вдовы. Финалист Уимблдона кончил свои дни на острове Дьявола в Атлантическом океане.
Братья Дохерти, в честь которых названы ворота, были не первым семейным успехом Уимблдона. Им предшествовала семья Реншоу. Братья-близнецы Вильям и Эрнст доминировали на зеленых полянах десять лет – с 1881 по 1889 год. Вильям вошел в историю как изобретатель смэша, которым он убивал все обводящие свечи. Братья были первыми настоящими спортсменами: они играли активно, мощно, красиво, а про их удары над головой вспоминали с восхищением и полвека спустя. Их превосходство было так велико, что многие участники снимались с турнира, если находили в сетке имена братьев. На Рэншоу закончилась эра скучающих крикетеров, каникулярных плантаторов и спортивных пасторов.
Теннисная Анна Павлова
Через юго-восточные ворота въезжала на полированном кадиллаке легендарная Сюзанна Ленглен. Французская дива побеждала на Уимблдоне семь раз. Когда в первый приезд ее отправили на одну из второстепенных полян вместо Центрального корта, зрители устроили бунт, в давке затоптали барьеры и порвали оградительное полотно, так что подобной ошибки больше не повторялось.
Ленглен не обладала неотразимой внешностью, но все в ее облике – от балетных прыжков и картинных ударов до разноцветных тюрбанов и меховых манто, в которых она выходила на корт, – было сенсационно.
Француженка была страстной поклонницей "Русского балета" Дягилева, часто наезжавшего тогда в Монте-Карло, куда от ее дома в Ницце рукой подать. Кумиром Ленглен была Анна Павлова. Даже теннисные костюмы Сюзанны были легки и прозрачны, как наряд Жизели, и если бы не традиция одевать спортсменов во все белое, Ленглен, вероятно, заказывала бы свои платья у Леона Бакста, главного декоратора красочных и экзотичных дягилевских балетов.
Мадемуазель обожала внимание и всегда его получала. Любое ее появление было театрально. Беседуя, Ленглен обычно приподнималась на цыпочки, как бы готовая сорваться и убежать. Редко кто видел Сюзанну стоящей на одном месте больше пяти минут. Тем не менее говорила француженка много и охотно.
Ленглен могла бы царствовать на Уимблдоне и дольше, если бы не поссорилась с главным рефери мистером Барроу. Капитан Барроу имел натуру военного диктатора и любовь к уравниловке. Сюзанна, будучи примадонной, ждала обожания и особого отношения. Столкновение двух таких разных стихий грозило кончится взрывом, который и прогремел в 1926 году.
Директора теннисных турниров, потакая Ленглен, окружали ее всевозможными привилегиями. Уимблдон не стал исключением, одной из таких привилегий была церемония узнавания Сюзанной своего расписания. К чемпионке подходил эскорт из офицальных лиц и с почетом сопровождал ее в судейскую, где Ленглен сообщали, во сколько ее ждут на корте на следующий день. Все остальные участники должны были сами беспокоиться, где и когда они играют.
В тот вечер, накануне скандала, к Сюзанне никто не подошел и в судейскую не сопроводил. Ленглен в расстроенных чувствах уехала в гостиницу. На следующий день, когда на француженку пришла полюбоваться королева Мэри, мадемуазель Ленглен в положенное время на матч не явилась. Пришла с опозданием, с истерикой и отказалась играть вообще. Англичане, обидевшись за свою королеву, через два дня освистали Ленглен в финале ее микста с Жаном Боротра. На Уимблдон Сюзанна больше не вернулась.
Капитан Барроу оказался вторым смертным, кого не трогали чары Ленглен. Первым в этом коротком списке стоял чемпион Уимблдона Билл Тилден, теннисист редкого таланта и редкой же по трагичности судьбы. Может, причина крылась в невольной зависти Тилдена к тому тотальному обожанию, которым пользовалась Сюзанна. Дело в том, что обе звезды имели ярко выраженную склонность к драматизму, но если жеманство примадонны на корте проходило на "ура", то воздевание рук и закатывание глаз чемпиона Уимблдона нередко вызывало свист и раздражение трибун. Пока Сюзанну делили между собой европейские монархи, арабские шейхи и американские миллионеры, Билл успел дважды отсидеть в тюрьме за совращение несовершеннолетних мальчиков и в конце концов кончил свои дни в нищете, забытый всеми.
Тренировал Сюзанну ее отец. Аптекарь Шарль Ленглен стал первым профессиональным теннисным родителем в истории спорта. Он взял на себя роль тренера и агента гениальной дочери задолго до того, как родились Майк Агасси, Петер Граф и Стефано Каприати. Как и впоследствии Петер Граф, месье Ленглен имел привычку лично оговаривать с директорами турниров условия, на которых его дочь могла бы участвовать в соревнованиях.
Точность, с которой Сюзанна Ленглен отправляла мяч в любую часть корта, шлифовалась с помощью носового платка. Шарль раскладывал на корте квадратные лоскуты и, когда дочь попадала в них мячом, награждал ее сантимом. Если за тренировку цель так и не бывала поражена, сантим отбирался.
Усатого papa можно было видеть на его постоянном месте сразу за судейской вышкой, где он сидел, не отрывая глаз от своей непобедимой дочки. Современные родители довольствуются позицией, гораздо более удаленной от корта, откуда не докинуть фляжку коньяка и не докричать слов ободрения. Сидят они в ложе гостей, справа от прессы и королевской ложи.
За этой ложей внимательно следит судья, и если родитель или тренер начинает подозрительно махать руками, следует предупреждение. Подсказки во время матча запрещены и влекут за собой наказание очком. Тем не менее своя система знаков есть у каждого теннисиста. Полотенце в руках мамы может сигнализировать "потяни время", а папа, покручивающий правый ус, скорее всего дает сигнал: "атакуй под право". Ричард Уильямс обычно держит наготове самодельный плакат, на котором пишет советы дочерям. В нужный момент матча папа разворачивает свою писанину, и дочь ее читает.
Из ложи гостей в 1998 году хлопали Евгению Кафельникову Анна Курникова вместе с хоккеистом НХЛ Сергеем Федоровым. Больше хлопать было некому – на Уимблдон сочинец приехал один: без тренера Анатолия Лепешина, с которым расстался после чемпионата Франции, и без подруги Маши, которая ждала ребенка. В том же году Кафельников расстался и с "Диадорой", своим многолетним спонсором.
В уимблдонских матчах того лета Евгений подавал по двадцать "двойных", после игры сразу собирал ракетки и бегом покидал корт. "Мотивация ушла, не могу настроиться на работу, эмоционально я пустой, – 24-летний чемпион думал о ранней пенсии. – Не знаю, что буду делать дальше". Однако меньше чем через год Евгений Кафельников выходил на корт уже в ранге первой ракетки мира.
ѕАптекарь Ленглен мог бы написать руководство по воспитанию звезды, но мемуары не были его сильной чертой, и последующим поколениям теннисных родителей приходилось учиться на собственных ошибках.
Мячи вместо погремушек
Петера Графа, по мнению его дочери-чемпионки, погубил алкоголь. "Он несчастный человек, – говорила Штеффи о своем отце. – Я не могу его ни в чем обвинять". Германский суд обвинил герра Графа в сокрытии доходов на сумму больше двух миллионов долларов и в неуплате налогов. То, что в начале века сходило с рук французу, споткнулось о современную немецкую налоговую инспекцию. Было доказано, что Петер брал от директоров турниров сотни тысяч долларов как гарант участия в них Штеффи.
Джин Скотт, директорствовавший на многих турнирах, в том числе и на Кубке Кремля, вспоминал, как Петер Граф, случалось, заходил к нему в офис и озабоченно говорил: "Я не знал, что финалы в воскресенье. Нам надо срочно улетать в Лос-Анджелес, и Штеффи вряд ли сможет играть финал". Видя застывшую улыбку собеседника, папа Петер добавлял: "Она могла бы остаться, если бы ты сделал это выгодным для нас".
Спонсорские контракты заключались Графом-старшим нетрадиционным способом. В одной комнате Штеффи подписывает контракт с итальянской компанией, сумма которого публикуется в газетах и заносится в налоговую декларацию, а в соседней комнате семейный налоговый советник Йоаким Эккард подписывает другую бумагу, с гораздо большим числом.
Петер Граф кончил свои финансовые махинации в тюрьме, где провел несколько месяцев. Но, несмотря на отцовские затрещины в детстве, его любовные интриги и горькое пьянство, Штеффи Граф никогда не отрекалась от своего отца.
Ровесник Граф, чемпион Уимблдона Андре Агасси сжимал ручку ракетки в рефлексивном возрасте одной недели. Ракетку, уполовиненную и обструганную, подогнал под младенческую ручку отец, иранский армянин, эмигрировавший в Америку после второй мировой войны.
К четырем годам Андре Агасси, благодаря своему таланту и папиной настойчивости, успел поиграть с Джимми Коннорсом, Бьорном Боргом и Панчо Гонзалесом. "Он родился, чтобы играть в теннис и стать великим чемпионом, – утверждал в биографии сына Эммануэль (Майк) Агасси. – Я дал ему лишь механику и волю к победе". Майк был убежден, что теннисные вундеркинды – Курье, Чанг, Селеш – состоялись благодаря родителям, всем пожертвовавшим ради них.
Отец трехкратного финалиста Уимблдона Горана Иванишевича продал семейный дом, чтобы оплачивать поездки сына на турниры. "Горан был лучшим юниором в Европе, – объяснял свой шаг Серджиан Иванишевич. – Я же был молод, имел хорошую профессию (профессор электроники университета в Сплите), а потому был уверен, что смогу заработать еще на один".
Следующее поколение уимблдонских родителей жертвовало уже не собственным кошельком, а спонсорским. Деньги в современном теннисе таковы, что спонсора можно найти и для 9-10-летнего ребенка. В таком возрасте был подписан первый контракт Мартины Хингис, Венус Уильямс, Анны Курниковойѕ Родители получили возможность улучшить свое материальное положение за счет детей-второклассников.
Мячи, а не погремушки, висели над кроватью новорожденной Дженнифер Каприати. Все в жизни этой девочки происходило необыкновенно быстро. Талантливый ребенок вызвал в Америке истерику: американцы решили, что пришла вторая "Крисси" (Крис Эверт), и выразили восторг единственно доступным им средством – долларом. Дженнифер Каприати стала миллионершей задолго до того, как выиграла свой первый уимблдонский матч.
Очарованная девочкой, трехкратная чемпионка Уимблдона Крис Эверт взяла Дженнифер под личную опеку. Эверт-папа ее тренировал, а родной брат Крисси, Джим, вел финансовые дела Каприати. Но став профессионалом в 13 лет, полуфиналисткой Уимблдона в 15, американка уже в 18 лет получила судимость. Миллионерша была задержана полицией за кражу из супермаркета пятнадцатидолларового серебряного кольца. Спустя еще год последовал побег из дома, потом лечение в частной клинике Майами от наркомании.
Мартина Хингис, тоже не испытавшая в детстве недостатка спонсоров, поспешила откреститься от американского опыта. "Мы, европейцы, сильно отличаемся от американцев, – блестела зубными скобками 15-летняя швейцарка на своих первых профессиональных интервью. – У нас другое воспитание. Случай с Каприати – это не наши, а американские проблемы".
Больше всех не повезло с родителем соотечественнице великой Ленглен Мари Пирс. До рождения дочери жизнь канадца Джима Пирса была полна приключений. Он попеременно сидел в тюрьме, скрывался от полиции и лечился в сумасшедшем доме. Его тренировочные методы носили сильный отпечаток камерной жизни. "Убей суку", – напутствовал Мари с трибуны Джим. Свою дочь мистер Пирс материл на людях и бил, чем подвернется под руку. В конце концов Мари, уволив Джима как своего тренера, наняла для защиты от отца телохранителя, а ее француженка мать Яник подала на развод. Всемирная женская федерация тенниса (WTA) запретила тому появляться на турнирах после того, как папа Пирс отправил в нокаут папу Граф на трибунах "Ролан Гаррос".
В ответ Джим подал на дочь в суд за расторжение контракта, требуя себе, как тренеру, 25% доходов дочери.
Единственным, кто заступился за Джима Пирса, был Ричард Уильямс. "Они обошлись с Джимом как с негром", – выразил неодобрение Ричард. Обе семьи жили неподалеку друг от друга в Палм-Бич, и папа Пирс имел возможность делиться опытом по воспитанию теннисной звезды с папой Уильямсом.
Трудно сказать, выиграет ли Мари когда-нибудь свой Уимблдон, но колорита зеленым полянам она несомненно добавляет. С Ленглен ее роднит склонность к драме и определенная театральность на корте. Но где Сюзанна была божественно легконога, там Мари антично монументальна. Англичане, помня Ленглен, питают непреходящую слабость к эксцентричным женщинам, и потому позвякивание золотых браслетов на белом запястье мадемуазель Пирс раздается лишь на лучших кортах Уимблдона.
Уимблдон-98 кончился трагедией для талантливой хорватки Мирьяны Лютич. После ее неудачного старта в турнире, папа Маринко побил в гостиничном номере дочь, а с ней заодно и жену Ангелку. 17-летняя теннисистка, взяв мать и четырех братьев и сестер, убежала от отца за Атлантический океан. "Он бил меня после каждого проигрыша, – жаловалась Мирьяна, – про многие вещи я просто не могу рассказать, так они были ужасны".
Найдя приют в академии "дядюшки Ника" (Боллетьери) и залечив синяки, Мирьяна вернулась на Уимблдон уже без папы. В полуфинале-99 хорватка едва не обыграла своего кумира и "почти двойника" Штеффи Граф.
Папы по призванию
В начале века отцы по выходным обычно оставались дома и занимались садоводством. "Где ты была, дорогая?" – спросил сэр Годфри свою дочь Китти, оторвавшись от розового куста. "На Уимблдоне, папочка. Сегодня был финал и я обыграла мисс Уиллис", – слезла с велосипеда Китти. "Молодец, девочка", – улыбнулся сэр Годфри и поглубже копнул лопатой землю под колючим кустом.
Умным педагогом был, по признанию венгерского журналиста Атиллы Саволта, Карой Селеш, отец Моники. К тренировкам дочери он привлек науку. В молодости Карой занимался тройным прыжком и метанием молота, а по институтскому диплому был тренером по ОФП. Заниматься с дочерью ему помогали бывшие сокурсники по институту физкультуры: разрабатывали специальные программы, проводили статистические обзоры ее игры. Они были рады применить свои знания хоть на ком-то, поскольку теннис в Югославии был в то время одним недоразумением.
В два года первый раз ударила по мячу чемпионка Уимблдона Мартина Хингис, а в четыре уже играла первый турнир. Швейцарка, однако, настаивает, что свое первое соревнование она отыграла в возрасте пяти месяцев от зачатия, когда беременная Мартиной Мелани играла внутренний чешский турнир. Отец, Кароль Хингис, протянул в двухкомнатной квартире веревку, когда девочка только научилась ходить, и накидывал ребенку мячи долгими зимними вечерами. Когда Мелани увезла дочь в Швейцарию, Кароль передавал девочке через знакомых коробки из-под мячей, которые он набивал шоколадом.
Основные соперницы Хингис, сестры Уильямс, с раннего возраста поддерживают свою большую семью из семи человек (в семье пять дочерей), а также церковь "Свидетели Иеговы". Когда Венус и Серене было лет 10-11, Ричард и Орасин Уильямс полностью переключились на теннисное воспитание младших дочерей.
Глава семьи, интересовавшийся в молодости баскетболом, бейсболом, футболом, теннис увидел случайно, по ТВ. На экране показывали награждение победителей. Услышав сумму первого приза, Ричард подумал, что теннис может дать его девочкам неплохой старт в жизнь. Чек на 40 тысяч долларов всего за пять дней работы так впечатлил Ричарда, что судьба младших дочерей была решена раз и навсегда.
Папа Уильямс видит жизненный путь своих дочерей гораздо яснее, чем папа Каприати. "Я хочу, чтобы она играла в теннис лет до 23-24, не больше, – сказал Ричард в год профессионального дебюта Венус. – Когда она зачехлит ракетку, то должна поступить в колледж. Причем первые шесть месяцев в году будет путешествовать и узнавать мир, а второе полугодие проводить за партой. И так три года. Закончив образование, она должна начать свой бизнесс и к 30-31 прочно в нем утвердиться. А к 35 годам она может подарить мне внука".
Взятие Лондона французами
Французское господство на английской траве в отсутствии Ленглен было продолжено четырьмя мушкетерами – Рене Лакостом, Анри Коше, Жаном Боротра и Жаком (Тото) Брюньоном. Каждый из них, за исключением Брюньона, специалиста парной игры, побеждал в одиночном разряде Уимблдона по два раза.
Наибольшей известности добился Рене Лакост, основавший впоследствии производство популярной одежды. Парижанин слыл тихим интеллектуалом, по игре был "бейслайнером" и смотрел на теннис как на игру в шахматы. Тренироваться Рене мог от восхода и до заката. Про него судачили, что дома Лакост пробил в тренировочной стене дырку. Француз вел записную книжку, в которую заносил сильные и слабые стороны соперников, предвосхитив современные компьютерные банки данных.
Самым талантливым из великолепной четверки был Анри Коше. Тонкое чувство мяча позволяло ему играть легко, без видимых усилий. Со стороны казалось, что Коше вообще не старается. Анри учился теннису в зале, где ровный отскок мяча помог шлифованию ударов с полулета, которыми так славилась его игра. На пути к победе в 1927 году Коше три матча отыгрывался со счета по сетам 0:2, за что получил прозвище "Маленький лионский лев". На примере Коше учился трехкратный чемпион Уимблдона англичанин Фред Перри.
Десять лет спустя к своим многочисленным титулам Анри добавил титул чемпиона СССР, правда, неофициального, поскольку играл в Москве вне зачета. Единственным теннисистом, кто смог взять сет у француза, был Эдуард Негребицкий. Коше еще не раз приезжал в нашу страну, проводил показательные матчи и показательные уроки. Французские мушкетеры были хорошо знакомы российским теннисистам благодаря книгам Коше и Лакоста, переведенным на русский язык в начале тридцатых годов.
Любимцем публики, однако, был не самый умный и даже не самый талантливый, но зато самый зажигательный Боротра, по прозвищу "Порхающий баск". Его акробатические удары с лета предвосхитили ныряние под сетку Бориса Беккера. Этот француз играл в неизменном берете. Неудержимый темперамент нередко бросал Боротра на колени хорошеньких зрительниц.
Берет Боротра, равно как тюрбаны Ленглен, не дождались еще своего второго рождения, но Андре Агасси пробовал было ввести в теннис моду на мужские косынки, которые он смело называл "банданой". Однако носил их недолго. Стоило спортивному журналу сравнить Андре с уборщицей, как бандана была спрятана в шкаф.
(Продолжение следует)
|
|
|
|
Оглавление
В библиотеку
наверх