|
|
НЕЗАБЫВАЕМЫЙ АРКАДЬЕВ В вековой хронологии нашего футбола есть имена, с которыми связаны целые эпохи его развития. Такой фигурой, в частности, был Борис Андреевич АРКАДЬЕВ, тренер послевоенного ЦДКА, незаурядная личность, проповедник эстетики футбола и жесткий знаток существа этой мужской игры. Общение с ним ни для кого не проходило бесследно. Об этом - сегодняшние заметки одного из постоянных авторов "Тренера". ' ... Время все расставляет по своим местам. Борис Андреевич Аркадьев был уважаем и почитаем при жизни, однако же, не всегда угоден властям предержащим, спортивному руководству, а то ими же и гоним. Сегодня этого великого футбольного тренера поминают с непременными эпитетами "гениальный" и "ле-' гендарный". Что, на мой взгляд, совершенно справедливо. Оговорюсь сразу: это - не заметки знатока и даже любителя футбола. Мои привязанности лежат в других областях спорта. А потому не буду и пытаться дать Борису Андреевичу характеристику как специалисту: об этом писано-переписано, да и не компетентен я в этих вопросах. В моей жизни был "свой" Аркадьев, и воспоминания мои носят чисто личный характер, но ведь без этого никогда еще не обходилась мемуаристика. С Борисом Андреевичем я был знаком достаточно близко. Моя будущая супруга училась на журфаке МГУ в одной группе с дочерью Аркадьева, носившей почему-то "двойное" имя: по паспорту - Светлана, в семье и "в миру" - Ирина. Были они близкими подругами, остались таковыми и по сию пору. Сколько ни меняли Аркадьевы квартир - в районе Лубянки, на Трубной, на Юго-Западе, - жили всегда одной семьей, по-старорусски, в чем-то даже по-деревенски. Хотя был Борис Андреевич интеллигентнейшим человеком, глубоко образованным, с необычайно широким кругом интересов. Сын известного московского актера, он, как и его брат-близнец Виталий (кстати, один из основоположников отечественного фехтования), унаследовал от отца артистичность натуры, был тонким знатоком живописи, литературы, театра. В их дом, по рассказам, захаживали запросто Мейерхольд, Репин, Комис-саржевская, даже Блок. В такой вот атмосфере росли мальчишки-двойняшки неразличимые на вид. Почему же их бросило в спорт, одного - в футбол, другого - в фехтование? Я никогда не задавал этого вопроса Борису Андреевичу, но спустя годы прочел в книге его брата и единомышленника следующее: "...надо сказать про нашу с братом истинную влюбленность в совершенство человеческого тела... Мы понимали и чувствовали, что здоровое тело - это источник, материальный фундамент личности, ее духовной и интеллектуальной сферы. И, может быть, поэтому никогда не пили и не курили. Мы и без того были опьянены жизнью, молодостью. Мы обожали Микельанджело только за то, что он постиг в'высшей степени всю прелесть и все тонкости тела, за то, что этот христианин по-язычески обожал плоть и раскрывал ее поэзию людям". Вот такие люди пришли в мир спорта и, естественно, до конца дней своих оставались в нем в некото-^ ром роде "белыми воронами". Теперь в спорте таких нет и быть не может. Общение с Борисом Андреевичем было не только безмерным удовольствием, но и школой. С его дочерью и ее мужем Сергеем, военным инженером, мы, как я уже говорил, дружили семьями и нередко собирались вместе. Б.А., покуда был жив-здоров, неизменно участвовал в наших молодежных застояльях и всегда, без каких-то усилий, а может, и сам того не желая, оказывался в центре внимания. Прекрасный литературный язык, острый юмор, масса неожиданных наблюдений, доброжелательность в разговоре и общении - это Борис Андреевич. Он до глубокой старости оставался красавцем-мужчиной, высоким, прямым, со спортивной фигурой. Все знавшие Аркадьева были просто влюблены в него. Меня всегда удивляло, что человек с таким именем и общественным положением всю жизнь провел в скромных квартирах, в тесноте, будто рядовой москвич средней руки, не имел, скажем (а ведь наверняка мог бы!), жилья в знаменитом "доме ЦДКА", что у метро "Сокол". Разгадка, наверное, в том, что он не стремился к роскоши и комфорту - были бы близкие рядом. Был идеальным семьянином и уж как убивался, когда его жена, Александра Николаевна, трагически погибла под колесами автомобиля. Он резко сдал после этой беды, но держался до последнего. Нежно любил внучку Олю, не дожил, к несчастью, до появления правнучки. В доме он был патриархом, которого не просто уважали - любили. Этот великий знаток футбола, как это ни пока-. жегся сегодня странным, не так уж часто бывал, что называется, "за бугром", - времена на дворе стояли другие. Помню, как уже в достаточно "солидном" возрасте Борис Андреевич, тренировавший московский "Локомотив", ездил с командой в Индонезию. Красочных рассказов об удивительной восточной стране, где по улицам, как у нас кошки, разгуливают живые обезьяны, хватило ему на всю жизнь. А рассказывал он так, что хотелось слушать еще и еще, и забытыми стояли рюмки с вином (а ему на все застолье хватало одного фужера сухого), и невостребованной валялась на столе в кухне (она же - "курительная") наша пачка сигарет. Ко мне он, несмотря на сорокалетнюю разницу в возрасте, относился по-дружески. Моя дипломная работа на журфаке именовалась бесхитростно: "Журналист Мартын Мержанов" - был такой военный корреспондент, а впоследствии - видный футбольный обозреватель, основатель и первый главный редактор еженедельника "Футбол". Свой труд я предварительно рискнул представить на суд Аркадьева. Теперь, задним числом, могу догадываться, как посмеивался он над "откровениями" 22-летнего нахала (к тому же ничего не смыслившего в футболе!) по поводу, скажем, изобретенной бразильцами системы "4-2-4". Но замечания, высказанные Борисом Андреевичем вслух, были более чем корректными и доброжелательными. Посоветовал не увлекаться "систематизацией", поскольку никакие перетасовки игроков не меняют сущности футбола. Заметил, что с тем набором исполнителей, которым располагали бразильцы в 1958 году, можно было играть хоть "десять в линию". Но в общем работу одобрил, и я не стал ее переделывать, о чем, если честно, до сих пор сожалею. Некоторое время спустя, по окончании университета, отправился я на работу в свой родной город Баку, в редакцию газеты "Молодежь Азербайджана". Мне поручили заведовать отделом информации, но, зная мою склонность к спортивной тематике, писать о спорте... запретили, дабы не отвлекался от "главного". Но вскоре из этого сурового правила было сделано исключение, и помог мне в этом опять же Борис Аркадьев. Как раз в это время он, в очередной раз отставленный чиновниками от дел и тосковавший по живой работе, был приглашен на должность старшего тренера бакинского "Нефтяника". Не ахти какого класса была команда, но Б.А. с радостью взялся за работу, без которой просто не мог существовать. Поселили его в гостинице "Азербайджан", в спартанском номере-одиночке, и мы с женой стали туда захаживать. Уж как он радовался нашим встречам, как вспоминал о Москве и о семье. Редактор, узнав про такое мое знакомство, "сменил гнев на милость", и футбол в газете был отдан мне на откуп. А вернее, Аркадьеву, поскольку я беззастенчиво использовал в своих обзорах все, что он мне рассказывал (естественно, с соизволения "первоисточника"), и уж заметки получались - хоть в футбольный учебник вставляй. Мысли-то в них были - аркадьевские... О том, как он знал и понимал футбол, - судить не мне. Да и без того все знают: Аркадьев - это Аркадьев. Болельщики со стажем помнят искрометную игру "команды лейтенантов" - ЦДКА конца 40-х годов. Это были "звездные часы" творческого спора Аркадьева с Михаилом Якушиным, спора грозной пятерки армейских форвардов с почти непробиваемой динамовской защитой, руководимой Михаилом Семичастным и Алексеем Хомичем. Именно "почти", потому что успех чаще бывал на стороне "меча", а не "щита". Видно, помнят и о том, какими неожиданными штрихами расцвечивалась игра тех же "Локомотива" и "Нефтяника", когда эти команды выводил на поле Аркадьев. Борис Андреевич был не только теоретиком и практиком футбола, не только педагогом-воспитателем, но еще и первооткрывателем талантов. Наверное, достаточно назвать двух его "крестников" - Григория Федотова и Всеволода Боброва. О них он говорил трепетно и скупо, как о трудных, но любимых детях, и, всегда такой трезвый и сдержанный, в заботах о них часто не знал удержу. Не так давно любопытную историю рассказал мне мой давний знакомец, знаменитый в прошлом волейболист ЦДКА Константин Рева. Оказывается, он в молодости тоже отдал дань увлечению футболом и был в самом конце войны приглашен Аркадьевым в центральный армейский клуб. Начал набираться футбольного ума-разума, "пробовали" его на место центрального защитника (хоть до того играл крайним нападающим!), но... возникла фигура Боброва и затмила для Аркадьева всех и вся. "На меня он просто перестал обращать внимание,-рассказывал Константин Кузьмич, - а потом и вовсе отчислил "за бесперспективность". Никогда не прощу ему этого. Представляешь-был бы известным футболистом, на улице узнавали бы... Ну, это уже шутка (с долей правды, однако!); завсегдатаи стадионов Константина Реву в лицо, ой, как знали". Хотя, кто знает, как сложилась бы его спортивная судьба, не уйди он тогда с футбольного поля. Кстати, с Бобровым они потом много лет были хорошими друзьями... Эпизод этот я припомнил по принципу "из песни слова не выкинешь" - дабы не получился портрет моего старшего, увы, покойного друга писаным одними розовыми красками. Борису Андреевичу не было чуждо ничто человеческое- и ошибки в том числе, хоть и совершал он их тоже во имя человека. Он не тлел, а горел, он жил полнокровной жизнью и служил любимому делу. Его очень не хватает сегодня. Мне - как и множеству других... Алексей СРЕБНИЦКИЙ, обозреватель журнала "Спортивная жизнь России"
При любом использовании данного материала ссылка на журнал обязательна! |
На главную
В библиотеку
Обсудить в форуме