Откровенный разговор

ДЕВИЗ ПРЕЗИДЕНТА НИКСОНА

вспоминает русский тренер Станислав Еремин

Баскетбольному ЦСКА с тренером повезло. В адрес Станислава Еремина хвалебных эпитетов можно не жалеть. Человек, создавший в условиях тотального безденежья конкурентоспособный на высочайшем уровне клуб, обыгравший с ним за последние три года практически всех европейских грандов, достоин, право, любых дифирамбов.

- Я вам честно скажу, Станислав Георгиевич, иной раз глянешь с каким неистребимым оптимизмом держитесь, и на душе враз распогодится. Верить захочется в светлое, доброе.

- За добрые слова спасибо. Впрочем не такой уж я кремень. Вспомню, бывало, как начинал в ЦСКА уже тренером и - вздрогну от тихого ужаса: поражение за поражением сыпались как из прорванного мешка. Внутри у тебя все жгутом. Рвешь. Психуешь. Таблетки от нервов глотаешь весь день. Вечером дома в постель плюхнешься, а сон издевательски удирает. С бока на бок покрутишься, и рука сама тянется за снотворным.

- А с утра все по новой. И не дай бог опять поражение.

- Случалось разъедутся все, а я в кабинете сижу, себя уговариваю: “Да ты вокруг- то оглянись, страдалец, столько людей живут хуже тебя, впроголодь даже, а ты за два очка каких- то слезы льешь, извелся вон весь...”.

- Помогало?

- Немножко оттягивало. А после опять как накатит... Как- то с Анатолием Штейнбоком, помощником своим, разговорился, душу ему излил, он на меня поглядел: “Знаешь, Стас, я тут записки Никсона прочел. И скажу: жизнь у него была совсем даже не праздник, поутюжила - не дай бог. Но послушай, что пишет: “Мужчина, потерпевший поражение, еще не проиграл. Он проиграет, когда сдастся...”.

- Золотые слова.

- И по сей день, когда вдруг прижмет, тот президентский девиз вспоминаю.

- Над имиджем, случайно, не работаете?

- А зачем? Не надо мне этого. Какой есть, таким и кушайте. Мне интересно жить. Понимаете - жить. А не играть в жизнь.

- Но это вы, пожалуй, больше про “гражданку”.

- В команде все чуть- чуть иначе, согласен. Я же один, а ребят вон сколько - дюжина целая. У каждого свой градус темперамента. Амбиции порой шалят. Иной раз рука у меня здорово чешется, так бы вот и рубанул со всей, что есть, откровенностью. А умом понимаешь: нельзя! Так что сабельку в сторону, и потихоньку, деликатно распутываешь завязавшийся вдруг узелок.

- И так же деликатно будете терпеть человека вам неприятного?

- Вообще- то я не барышня на выданье, коей такая разборчивость простительна. Я - тренер. И нужен мне результат. Ребята встречаются разные - одни, как водится, лучше, другие - хуже. Но чисто профессионально все они для меня одинаковы. Вот она - истина, которую вдолбил в себя как отче наш. Да, я могу не любить человека за вывихи его души. Могу! Ну и что? Прикажете выгнать! А если в игре он бьется зверем? На тренировках выжимается, как проклятый? Да пусть лучше пашет, работает, а с антипатией своей уж как- нибудь разберусь. Он вообще о ней не узнает. Пусть даже обидит, мстить, помня о деле, не буду.

- А что, обижали?

- Не без этого. Вспомнить, опять же, как начинали, поднимая команду практически с нуля. Рекрутировали молодняк, пьяницы, неврастеники попадались. В лицо- то они помалкивали. А в спину нет- нет шелестело: “Да пошел этот...”.

- Срывались?

- Как с цепи. Потом научился терпеть. Сколько раз я слышал хрестоматийный, будто, пассаж, что большие спортсмены не в состоянии- де стать большими тренерами. По- моему, это - чушь. Удобная отговорка, придуманная неудачниками. Титаны и кариатиды на арене, они, впрягшись затем в тренерство, переломились как спички, не сумев придушить свое “я”. Наступить ногой на горло и терпеть. Чертыхаясь, скрипя, но терпеть. Ведь разобраться с теми смутьянами был сущий пустяк. Заикнулся кто поперек - за дверь. Вдогонку - другого, третьего. Пока не останутся самые гуттаперчевые. И с таким верноподданным коллективом куковать себе спокойненько где- нибудь в окрестностях турнирного болота.

- Но и терпеть разных субчиков до бесконечности, тоже, знаете ...

- Так уж до бесконечности? Заменить было некем, вот и терпел. Потом на их место пришли другие. Так вот и сложилась, по сути, нынешняя команда, которая сильна, помимо прочего, единым своим духом и хорошими отношениями.

- То есть, нынче у вас - тишь райская?

- Ну прям! С Куделиным иной раз сцеплюсь, он чего- то бурчит, огрызается, а после зайдет: “Ну зачем вы так, Станислав Георгиевич, знаете ведь...”. Еще бы не знать! Все шапку носят так, он - сяк. Очки у всех где?

- Ну как, на носу...

- А у него обязательно на затылке. Но это Куделин. В привычных рамках ему тесновато. Жмут, как кандалы.

- А что если его самого чуть поджать, аккурат под рамочный размер?

- Тогда это будет уже не Куделин.

- Молва не зря, выходит, твердит, будто у вас он в любимчиках?

- А я их всех люблю. И Куделина. И тезку его Курашова. И Сережу Панова. Диму Шакулина. Валеру Дайнеко. Люблю всех ребят, когда было трудно, не дрогнувших. И не предавших.

- А еще говорят, что вы человек исключительно добрый.

- Правильно говорят. Да, я добрый. Даже мягкий. Но всему есть предел. Кому- то из звезд загорится, положим, выше тренера стать. Ты с ним по- человечески, словом пробуешь убедить - бесполезно. Знай себе прет, как бык на ворота. И тебе остается одно из двух: или выкинуть белый флаг, честно признав, что бог и царь отныне он, а ты к нему навроде приложения бесплатного. Или - убрать его из команды.

- И что выбираете вы?

- Конечно, убрать. Нечто похожее, кстати, случилось три года назад, когда американские легионеры потребовали сей же момент погасить контрактные задержки, иначе они бойкотируют завтрашний матч Евролиги с мадридским “Реалом”. Ситуация была пиковой: американцы - ключевые игроки, без них нам испанцев, казалось, не забодать. И деньги все- таки достали. Но проиграв ситуацию еще раз, я решил не платить. Пусть себе отправляются на все четыре стороны. Дальше с ними работать я все одно не смог бы. Иначе как смотрел бы в глаза остальным ребятам? С какой совестью?

- Как в таком случае вы смотрите в глаза того парня, которому, допустим, говорите: “Спокойно, ты твердо в составе”, хотя про себя- то уверены, что человек он как раз временный. Я, конечно, утрирую, но что- то такое, наверняка же, случается? Такая маленькая ложь?

- Маленькая? Да приходится обманывать и по- большому. Но быть чистоплотным тренер не может.

- Странно.

- Ничего странного. Такова суть профессии. Ну, вот представьте: в команде двенадцать человек. И решительно все рвутся в бой. Все! Даже условно двенадцатый хочет быть первым. Волей- неволей ты вынужден что- то скрывать, лукавить, придумывать. Нет, правду- то знаю, но сказать...А вдруг все- таки ошибаюсь.

- И сходит по- тихому?

- Ну да! Обижаются ребята. Да еще как обижаются! Но время пройдет, и, оглянувшись назад, они убедятся: прав тогда был именно я.

- Почему так уверены?

- Вижу, что там, впереди - вот и уверен.

- А что если там у кого- то из них - ничего, кроме тумана. Тогда- то как?

- Ох, тяжелый вопрос! Иногда просто - мука: вроде и парень покладистый, пашет так, что любо-дорого, в бутылку, опять же, не лезет, не хнычет. В общем, золото человек! А вот на поляне - не тянет. Чуть- чуть, на самую может малость, но слабоват. И мне его жалко. Даю еще вроде как шанс зацепиться, хотя наперед уже знаю: без шансов затея. Профессионально это, конечно, неправильно. Жестче бы нужно решать, так, чтобы р- р- раз -и без всяких там сантиментов. Надо. А сердце вот упирается. Такой уж характер.

- Когда- то и не один, кстати, сезон вы играли у Гомельского...

- Александр Яковлевич - фигура не однозначная. Сборная с ним взяла все, что только можно. И по жизни он сделал мне -да и не только мне - много чего хорошего. Но я не заводная игрушка, чтобы так вот бездумно кого- то копировать. Хотя почерпнул у него, не скрываю, очень многое. Из командной психологии, к примеру. И когда возникают вдруг сложности, пытаюсь часто представить: а как бы поступил сейчас Гомельский? Или взять, положим, того же Кондрашина. Как же он чувствовал нерв игры- фантастика просто! Интуитивно, восьмым каким- то чувством, не иначе, угадывал момент решающей замены. И в игре я, порой, себя спрашиваю...

- Как поступил бы Кондрашин?

- Совершенно верно. А то с Иваном Едешко или Женей Коваленко поговорю - опять зацеплю что- то нужное.

- Ну, а сам- то Еремин где? В чем?

- И в этом тоже. Я умею учиться. У кого - без разницы. Достаточно, порой, мазка, случайного намека - остальное додумаю. Но что любопытно: побывал я тут как- то на базе немецкой “Альбы”, чьи тренеры, к слову, мои друзья, показали мне свою картотеку: длиннющие стеллажи видеокассет - тут тебе и все, какие только есть, команды. Потом -игроки. Наконец, техника с тактикой. Я, честно скажу, обалдел, как дотошно все у них схвачено. Между прочим, все практически комбинации, что “Альба” демонстрирует на площадке, не человек ведь придумал.

- Господи, кто же?

- Компьютер постарался.

- У них компьютер. А у вас?

- А у нас - тетрадочка да ручечка. Перед матчем кассетку прокрутишь, с помощниками, игроками обсудишь и - вперед. С дедовской шашкой, по сути, на танк. А получается в итоге парадокс: куда бы ни приехали, от журналистов, болельщиков только и слышишь: “Ваша игра самая красивая!”. Европа, мне кажется, пресытилась тем рельсовым баскетболом, в который играют, увы, многие команды. Сами же игроки от него, порой, не в восторге. Вон, Вася Карасев, как встретимся, так плачется: “Не могу я так больше. Тренер нам рисует какую- то комбинацию, по которой я через семь ходов обязан куда- то там выйти, поставить блок, открыться...”.

- Мудрено накручено.

- До тех пор, пока соперник, изловчившись, звено какое- нибудь не перекусит. И цепочка посыплется - не соберешь...

- Вы верите в чудеса?

- Все тренеры, по- моему, суеверны.

- Окажись у вас в руках волшебная палочка, ваше желание? Одно- единственное?

- Чтобы отец был жив. Хотя бы на час. Никогда не забуду: я совсем еще мальчишка, только- только играть начинаю, а он говорит: “Вот, сын, время пробежит, и станешь ты у нас известным спортсменом...”. Шутил, конечно, а вышло - предвидел. И только- только я вверх потянул, его не стало. Не болел никогда, ничего и вдруг... Разбирая потом его вещи, я нашел свои фотографии, письма, что посылал с самых первых еще соревнований на Иссык- Куле. Порой вот думаю: а что он при жизни увидеть успел? Да в общем - ничего. За детей толком порадоваться и то не успел. Жили мы бедненько. Я классе в седьмом уже учился, когда он купил триста грамм буженины. По чуть- чуть, но хоть попробовали, а то ни я, ни брат, ни сестра и слова такого - “буженина” - не знали даже. Бедненько жили, но достойно. И очень дружно.

- А сейчас?

- Мамы с братом уже нет. Сестра живет в Москве. У нас прекрасные отношения. Случись что, она, не задумываясь, отдаст за меня свою жизнь. А я, если понадобится, за нее. Бескорыстие, жертвенность, это у нас все оттуда, из детства. От отца. И до сих пор, когда бывает так прижмет, аж выть хочется, я прошу: “Папа, помоги, папа...”. И он помогает. Я знаю.

- Говорят, человек живет не однажды. И все мы, будто, уже приходили сюда.

- Наверняка. Вот послушайте романтичную быль, которая случилась в те еще времена, когда я играл. После каждого матча повадилась меня встречать одна девчушка симпатичная с неизменным цветочком в руках. Улыбнется, подарит.

- И...

- И все. Поговорим минут пять и расходимся каждый в свою сторону. Потом она вышла замуж. Уехала. Видеться мы перестали. Но куда бы ни приезжал играть наш ЦСКА, в моем гостиничном номере раздавался звонок: “Здравствуйте, Станислав Георгиевич, это я. Как у вас дела? Здоровье?” И однажды вдруг говорит: “ Мы очень любили друг друга, но вы об этом, конечно, забыли. Эта любовь случилась ведь там - в прошлой жизни. Мы жили тогда в Латвии. Я стала вашей женой. И мы были счастливы до самого конца...”. Вот такая история.

- И впрямь красивая. Как сказка.

- Вот- вот. Не знаю, сколько у меня их было, жизней этих прошлых. Но в одной я точно был собакой. Собака не умеет предавать. А любит искренне, до самозабвения. Вот почему, думаете, люди так часто заводят нынче собак?

- Добро сторожить.

- А мне кажется, что им просто не хватает теплоты. Преданности. У меня была женевская овчарка. Состарилась - умерла. Завел другую, но ее жена забрала, когда разошлись... Минувшим летом приютил на даче беспризорную собачонку с щенками. Будку им сколотил. Еду каждый день привозил. Придешь с тренировки домой - устал, на улице льет - не поеду. А как вспомнишь, что жизнь малышам подсластить некому, кроме тебя, авоську в руки и в магазин. Мяска наберешь и туда. А там и кормить стало некого. Соседи подкараулили момент, когда я был на сборе, увезли щенков в лес, там и бросили.

- Они кто - бандиты что ли?

- Соседи? Просто начальники, привыкшие крутить-вертеть чужие жизни с тех еще времен.

- Да, мерзости у нас хватает. Но знаете, балетная прима Нина Ананиашвили, чей папа, к слову, был баскетболистом, как- то призналась: “Я очень долго работала на Западе, и молю Бога, чтобы мы не превратились в него”. Согласны?

- Жить там не смог бы, это точно. Холодно у них. Скучно.

- У нас зато весело!

- Но это и есть, верно, жизнь? Дерганная, трижды проклятая, но - жизнь. Моя и ваша.

Беседовал Олег БАЛОБИН

  В библиотеку