СОДЕРЖАНИЕ НОМЕРА
"Спортивная жизнь России" № 7, 1998

Вам, любознательные

Александр САВЕЛЬЕВ

ДИКИЙ МЁД
для людей уживчивых с природой

Река Нугуш горная, стремительная - сокровище Башкирского заповедника. Испокон века на ее берегах селились бортники - люди твердые телом и духом, уживчивые с природой, не знающие преждевременной старости.

Сейчас трудно поверить, что в 1900 году Башкирия поставляла на рынок России 1 800 тысяч пудов меда, и почти весь - бортевой, с лесных пасек.
Бортничеством на Руси помимо башкир занимались и в других землях: Казанской, Нижегородской, Муромской, Рязанской, Северской и Смоленской. Нынче же лишь Башкирский заповедник - единственное место в мире, где сохранился этот древний способ добычи меда.
В деревне Галиакберово, одной из немногих, оставшихся в заповеднике, сравнительно недавно - старожилы помнят - шумели многолюдные веселые праздники. Скотоводы, охотники, пчеловоды приезжали издалека, чтобы поучаствовать в скачках, помериться силой в национальной борьбе. Но особенно интересными и захватывающими были состязания бортников. Нередко выходили и ражие шестидесятилетние мужики, выходили и побеждали.
На эти состязания съезжались не только башкиры. Приезжали из соседних губерний люди разных национальностей. В чем же был смысл этих состязаний?

Имея при себе топор и керам - широкий ремень, сплетенный из полосок бычьей кожи, - нужно было подняться по гладкому, без сучков стволу, подняться как можно выше и срубить вершину. Кто быстрее управлялся, тот и побеждал. Керам перекидывали за ствол и застегивали, образуя петлю. Соискатель приза упирался шеей в ремень, а ступнями - в дерево, маятникообразными движениями туловища то ослабляя ремень, то напрягая, он передвигал его вверх или вниз в зависимости от того, поднимался или опускался, и в такт движений отталкивался ногами. Чем выше поднимешься, тем тоньше будет ствол, который надо срубить. Был выбор: в скорости подъема или в быстроте рубки. Находились удальцы, которые, выполнив условия состязания, еще и отплясывали на крошечном пятачке свежего сруба. Высота головокружительная - 15-18 метров. Карниз девятиэтажного дома. Разбиться - дело плевое. Но случаев таких и старики не припоминали.

Условия состязания не были надуманными, привнесенными ради зрелищности или каких-то иных целей, а содержали элементы повседневного труда бортника. На обходе лесных пасек ему по нескольку раз в день приходилось подниматься по гладкому, без сучков стволу. Доводилось и срубать вершины сосен, чтобы засужить дерево и продлить тем самым век борти.

Состязания их на сабантуях отражали лишь одну сторону жизни - спортивную, выявляя физическую готовность, силу духа, реакцию и выверенность движений. Но лишь малую часть. Большая же, определяющая умственное, нравственное, даже эстетическое развитие этих людей, оставалась в тени, проявлялась в повседневной жизни.

Нехитрое дело найти в заповеднике сосну три- четыре метра в обхвате, вырубить на высоте восемь- девять метров дупло необходимых размеров, правда, рубить придется через узкую щель - шириной всего десять сантиметров, вырубишь, а пчелы не поселятся. Будешь ломать голову: в чем сделал промашку? А окажется всего-то навсего... вид из дупла недостаточно живописный. И это - не выдумка. Не дай Бог появиться на пасеке под хмельком или пропахшим табачным дымом, просто в плохом настроении - пчелы изжалят до безобразия, никакие сетки и дымы не спасут. Вот так, незамысловато - через бортничество - мудрая природа-мать насаждала здоровый образ жизни.

Лесное пчеловодство было удобным промыслом для башкир, ведущих кочевой образ жизни. Лесные пасеки, укрытые в глухих отрогах Уральских гор, оставались в целости и во время самых жестоких вооруженных стычек. Борти нельзя было унести с собой как военную добычу. Владельцев они не обременяли в кочевой жизни, надо было лишь регулярно обходить лесные пасеки и поддерживать их в рабочем состоянии.

В старину бортник имел в собственности 30-40 бортей, расположенных на площади в несколько десятков километров. Каждая борть метилась родовой меткой - тамгой. Каждая требовала систематического ухода: уборки, ремонта. В общем, хозяйского глаза. Примерно три раза в неделю он отмерял по сорок и более километров. Летом - в седле, зимой - на лыжах. Но плоды его трудов всегда были в очень большой цене.

В 1557 году англичане платили за центнер меда 4 фунта, тогда это были огромные деньги. На внутреннем рынке бортевой мед стоил 3 рубля 6 алтын 4 деньги. Для сравнения, пара соболей в Новгороде шла по 2,25 рубля. Промысловая борть дает 15-20 килограммов меда в год. До революции за нее можно было взять пару коров или лошадь. Примерно такие же цены сегодня. Не так уж мало. В наше столетие бортничество подверглось варварскому уничтожению. В гражданскую войну борти крушили тысячами. Да и сейчас их не щадят браконьеры. Но «тучи приходят и уходят, а небо остается» - гласит восточная мудрость, и в подтверждение тому - почти не тронутый временем оазис лесного пчеловодства в Башкирском заповеднике. Сохранились даже потомственные бортники, и Миниахмет Байгазин - один из них. Шестьдесят годков ему, а какая стать - кряжистый, с жилистыми руками, а лицо без морщин. И мешков под глазами нет, умное, приятное лицо. У него около тридцати государственных бортей и почти столько же своих - в Ишимбаевском районе, за двадцать километров от дома. Есть среди них и полученные в наследство, меченые родовой тамгой - скачущим всадником. Двадцать километров туда, двадцать - обратно. Зимой и летом, в зной и стужу.

Сколько лет существует бортничество, столько же соседствует с ним и медведь, враг свирепый и хитрый, коварный и неустрашимый. На Южном Урале - это бурый, 100-120 килограммов веса, проворный, поджарый, с острыми зубами и страшными, цепкими когтями.

Две силы сошлись в этих краях. Стычки с медведем - обычное дело на лесных пасеках. Но бывали и необычные случаи. Один Байгазин по сей день помнит в подробностях.

Случилось это еще при отце, когда перед самым медосбором объявился поблизости медведь. Пришел издалека, один, уверенный в себе матерый бродяга, разоривший не одно дупло. Облюбовав глухое урочище, вдали от деревни, он прогнал собратьев, крепко потрепав их в схватках, нагнал страху, утвердил свою власть и стал подбираться к бортям. Он не спешил, не бросался очертя голову крушить крепкую древесину, а долго присматривался. Проверял на прочность крышки, стенки дупел. В радиусе десяти километров не оставил ни одной не проверенной борти.

И вот однажды он опустошил сразу два дупла. На следующий день - еще одно. Обеспокоенные люди собрались в доме Байгазиных, поразмыслили.

- Убить - дело нехитрое. Придет другой, опять будет разорять дупла.

- Это хитрый медведь. Он познал вкус меда. Он, как пьяница, не успокоится, пока не разорит все наши пасеки. Надо перехитрить его. Надо сделать прочней крышки, а слабые дупла обить железом.

- Крепкие крышки не всегда помогали и нашим дедам. Надо вбить лезвия кос в стволы.

- Так мы еще больше разозлим зверя. Раненый медведь причинит больше зла. Нет, его надо перехитрить.

Так и сделали. Ненадежные крышки, закрывающие вход в дупла, заменили на прочные. На слабых бортях навесили тяжелые колотушки. Раскачиваясь от когтей зверя, они его злили. Он набрасывался на них, и чем яростней были наскоки, тем больней получал он ответные удары.

Облаву на зверя делать не стали. Позволили даже поселиться вблизи пасеки, и стал он надежным сторожем. Охранял лесные угодья не только от сородичей, но и от браконьеров.

Зверь в здешних краях лютый. Не так давно раненый медведь загубил девятнадцать человеческих душ. А несколько лет назад семь медведей залегли на зимнюю спячку в одной пещере. Такое бывает нередко. А весной вышли из нее только шесть. От седьмого нашли лишь клочья шерсти.

Каждый день с рассветом отправляется в обход Байгазин. За плечами керам, другие необходимые вещи. Вокруг - дивная красота, сплошь - легенды.

По преданию, горная гряда с вершиной, похожей на медвежью голову, и есть медведь, окаменевший в порыве бессильной ярости. До прихода людей он один был хозяином этих мест. Люди пришли и лишили его власти. Поднялся он под облака и обратился в камень, чтобы устрашать людей.

На одной из вековых сосен, разлапистой, с приплюснутой, как у ливанского кедра кроной - родовая борть Байгазиных. Не спеша спешивается он с седла, вынимает из рюкзака нужные вещи, перекидывает керам за ствол и поднимается к борти. Движения легки, рассчитаны и по-кошачьи изящны. Чудятся ему веселые праздники бортников, рискованные состязания бесстрашных и ловких тружеников. В верхней части дупла желтеет воском первый взяток - целебное лакомство. Мед душистый, светло-золотистый, цвета знойного полдня.

На исходе дня, в лучах заходящего солнца Миниахмет возвращается в деревню. Обгоняет стадо коров, спустившееся с пастбища. Скот пасется здесь вольно, без пастуха. Воровство неведомо в этих краях. Молотя голыми пятками по брюху неоседланной лошади, обогнал его пожилой башкир. Обернувшись, озорно улюлюкнул, ощерился белозубой улыбкой. Тоже бортник, уже за семьдесят, а какой шалун. Недаром люди здесь так говорят: «Пока человек бортничает, он - молод».


 Library В библиотеку