Тайны древней игры

 Алексей СРЕБНИЦКИЙ

АНДРЮША, КОТОРОГО ЛЮБЯТ ВСЕ

"Москва как была, так и осталась Эльдорадо мировых шахмат", - считает Лилиенталь

      "Я вернулся в мой город, знакомый до слез", - повторяет вслед за Осипом Мандельштамом выдающийся шахматный гроссмейстер Андрэ Лилиенталь, бывший москвич, а ныне будапештец. Он убежден, что Москва как была, так и осталась Эльдорадо для шахматистов мира.

       Моего собеседника на Руси мастера старшего поколения ласково зовут Андрюшей. 5 мая ему исполнилось 86 лет, тут он уступает всего год другому шахматному долгожителю - аргентинцу Найдорфу. Старинный мой знакомец Юрий Авербах рассказывал, а, впрочем, и включил этот эпизод в книгу "В поисках истины", о своих первых шагах в шахматах. Этот рассказ имеет прямое отношение к предмету нашего сегодняшнего разговора.

      Как-то, еще несмышленышем, забрел Авербах в Парк культуры и отдыха имени Горького, и, увидев объявление, рискнул на участие в сеансе одновременной игры. "Я увидел множество составленных в огромный прямоугольник шахматных столиков, - вспоминает Юрий Львович. - Их было сто пятьдесят пять! Внутрь этого каре вступил гроссмейстер Андрэ Лилиенталь и начал быстро переходить от стола к столу, передвигая фигуры. Очень скоро ряды любителей стали редеть - они "вылетали" один за другим. Казалось невероятным, что один человек может играть такое количество партий сразу, но, между тем, Лилиенталь играл, и очень успешно. Этот удивительный сеанс продолжался двенадцать часов. Когда поздней ночью была закончена последняя партия, оказалось, что гроссмейстер одержал около ста побед и потерпел всего двенадцать поражений".

      Среди немногих победителей гроссмейстера оказался и он, юный Авербах. Произошло это, правда, случайно, в выигрышном положении подуставший Лилиенталь ошибся. Как бы то ни было, а эта победа окрылила подростка, который, годы спустя, признавался: "После этого я серьезно заболел шахматной горячкой, и болезнь оказалась неизлечимой". Как видим, у Лилиенталя есть, как минимум, один крестник - и какой!

      - Вы помните что-либо о том сеансе? - спрашиваю Андрэ Арнольдовича. Мы наслаждаемся черным кофе в московской квартире его дочери на Большой Серпуховской улице.

      - Если честно, тот случай в памяти не отложился. Я ведь давал сеансы и на двухстах досках, было это в Свердловске. Играл и вслепую против пятнадцати оппонентов. Как-то в Роттердаме мы давали сеансы параллельно - Капабланка, Эйве, Кмох и я - на 30-ти досках каждый. Так я свою программу завершил всего за час. Газеты наутро писали: "Молниеносный сеанс Лилиенталя".

      - Теперь, как догадываюсь, рекордов не ставите?

     - Но в строю остаюсь. Каждодневно работаю над шахматами 5-6 часов. Чтобы сохранить форму и для отдохновения, часто плаваю в бассейне, принимаю холодный душ. Вот собираюсь в Австрию, потом - в Швецию, там будут лекции и сеансы, пусть хотя бы на 30-и досках. Много пишу, взгляните на венгерский журнал "Шокиллет" - тьма моих публикаций. Это анализы, опровержения, воспоминания. Даю материалы и в российскую шахматную печать.

      Замечу еще, что Лилиенталь не просто уникальная фигура в шахматах, но и добрейший человек, очень милый, глубоко интеллигентный. Никогда ни о ком не сказал худого слова, если к кому-то относится с сомнением, то лучше уж промолчит; ни в каких дрязгах и интригах, а на них, к несчастью, щедра шахматная сфера, замешан не был ни разу. Смею предположить, что Лилиенталь - единственный из живших и живущих гроссмейстеров, у кого нет врагов, его любили и любят все.

      Были случаи и покруче, чем в Парке культуры, где "Андрюша" дал путевку в шахматную жизнь будущему видному гроссмейстеру. Я слышал от Алексея Суэтина, будто крупный наш шахматист Григорий Левенфиш после ленинградской блокады добрался до Самары, тогда - до Куйбышева, почти безнадежным доходягой. И именно Лилиенталь его пригрел, откормил, отпоил, вернул, считайте, к жизни.

      Сколько у нас чемпионов по шахматам, за всю историю? Тринадцать... Так вот, исключая первого - Стейница, Лилиенталь был близко знаком со всеми, играл с чемпионами, не считая представителей новой генерации, в турнирах, проигрывал им, но и обыгрывал.

      Он предлагает свои короткие воспоминания нашему журналу, который, по его словам, очень любит.

      - Начнем, наверное, с Ласкера?

      - Очаровательный человек (подчеркну: это слово - "очаровательный" Лилиенталь охотно и часто применяет по отношению к любому, кто ему по душе. - А.С.) . Прекрасный математик, философ, шахматист милостью Божьей. Когда он с женой Мартой приехал жить в Москву, хотя, уж так получилось, ненадолго, я к этому времени здесь уже обосновался, и мы сошлись, что называется, домами, мне довелось даже быть его переводчиком. Помню, на большом международном турнире 1936 года в Колонном зале Дома Союзов играем мы с ним партию; Марта сидит в публике, что-то там вышивает или вяжет. Моя Евгения Михайловна, давно уже ее нет, а прожили мы с ней 50 лет, из соседнего кресла смотрела на демонстрационную доску, хотя в шахматах разбиралась слабовато. Подходит к ним Валериан Еремеев, помощник Николая Крыленко, генерального прокурора, фигура, понимаю, зловещая, но в шахматной жизни СССР тех лет - первая величина. Еремеев сообщает моей супруге: ваш муж, мол, выигрывает у Ласкера. Она аж руками всплеснула: не может быть такого, Андрюша так не поступит, мы ведь дружим... Партию я, однако, выиграл, хотя этим не хвастаюсь - Ласкеру было уже 68. Но общий счет наших с ним встреч - ничейный.

      Любопытно, что на заре их знакомства, когда Лилиенталь был совсем еще юным, Ласкер играть с ним отказался. Дело было в берлинском шахматном кафе "Кениг", куда "Андрюша" часто заходил, там-то и увидел в первый раз Ласкера, которого сразу узнал по портрету. Однажды, набравшись смелости, обратился к нему с просьбой сыграть пару партий. Ласкер, улыбнувшись, ответил, что в шахматы в настоящее время не играет. Действительно, Лилиенталь как-то не обратил внимания, что застал его за игрой в "го". Но, видно, судьбой было предписано в дальнейшем встречаться им и за шахматной доской.

      Андрэ Арнольдович - коренной москвич. Здесь родился. В семье венгров, искавших счастья в России. Его мама была оперной певицей, отец, электрик, увлекался автогонками - в 1911 году, когда и появился на свет Андрэ, занял второе место в ралли Москва-Петербург. Нашему Андрюше было два года, когда мама увезла его домой, в Венгрию. В тридцатых годах, точнее - в 1935-м, когда в центре Европы бушевал фашизм, Лилиенталь вернулся в Россию, прожил здесь 43 года, после чего воротился в Будапешт.

      - Почему, Андрэ Арнольдович?

      - Вы, Алексей, как сейчас существуете? - ответил гроссмейстер вопросом на вопрос.

      - Нормально. Не роскошествую, но и не бедствую, а для меня важнее, что теперь я волен открыто говорить и писать все, что думаю, - в ГУЛАГ не загонят.

      - Вот потому мы с Сало Флором и уехали, как принято говорить, на историческую родину, он - в Чехословакию. В Союзе не было ни свободы слова, ни свободы передвижения. Поэтому когда Янош Кадар, большой поклонник шахмат, в 1977-м году позвал меня в Будапешт, я не отказался. Живу - не жалуюсь, жизнь там не очень легка, но все же дешевле, чем в Москве. Но, если честно, душа моя и большинство друзей - здесь. Я часто сюда наведываюсь.

      - У вас двойное гражданство?

      - Вроде бы у Венгрии с Россией нет соответствующего соглашения. Но вот недавно, перед тем, как в очередной раз отправиться в Москву, зашел я с этим вопросом в русское посольство, так мне там сказали: "Андрэ Арнольдович, у нас мафиози ухитряются выправлять по два паспорта, так неужели мы вам не дадим?". И выдали. Так что, считайте, мы с вами соотечественники.

     - У вас ведь супруга - русская?

      - Я женат третьим браком. И все жены - русские. Первые две, увы, уже в ином мире. Свою Олечку я обожаю, она так обо мне заботится. Единственный ее недостаток - немного старовата для меня, всего тридцатью годами моложе.

      Чувство юмора Андрэ Арнольдович, как видите, сохраняет. Я познакомился с Ольгой, молодой и очень симпатичной женщиной. Мужа она называет, как и все, - "Андрюшей".

      Однако же Андрэ Арнольдович еще не закончил.

      - В шахматных кругах считается, - сообщает он, - если хочешь жить хорошо - женись на русской. Тому есть множество подтверждений. У великого Капы была русская жена, Ольга. Рети был женат на дочери поэта Сергея Городецкого, актрисе. Фишер, кого почему-то изображают чуть ли не монахом, обожает русских девушек. Могу назвать вам имя красотки, чуть ли не вдвое моложе экс-чемпиона, которая наведывается к нему из Петербурга. Но это - не для печати, моя жена Оля не позволит - она не терпит сплетен. Русская жена была и у Флора. И, кстати сказать, у нашего венгерского композитора-классика Имре Кальмана.

      - Вернемся к чемпионам, Андрэ Арнольдович? К Капабланке?

      - Давайте, если не возражаете, нарушив хронологию, сначала - об Алехине. Видите ли, я вот и сейчас дружу с Карповым, меньше знаком с Каспаровым, хотя и готов признать, что нынче он - шахматист номер один, в турнирах - фантастичен. Все равно, если их матч состоится, буду болеть за Карпова. Но Алехин, по глубокому моему убеждению, был и остается величайшим шахматным чемпионом всех времен. Не знаю, конечно, как бы они сыграли, если бы такое было возможно, сегодня с тем же Каспаровым, другие настали в шахматах времена, накоплен опыт, появилась компьютеризация. Но для меня Алехин - идеал.

      - Вы, разумеется, хорошо его знали?

      - Само собой. Жил я в Париже, юношей лет 18-ти. Конечно же, протоптал тропку в кафе "Режанс". Заходит как-то туда Алехин, чей громадный фотопортрет, замечу попутно, висел на стене кафе. Ему говорят: вот есть здесь молодой человек, здорово блицует. Маэстро подошел ко мне, вызвал на четыре партии. Не поверите, но я выиграл у него, как теперь говорят, в быстрые шахматы, три из четырех. Он требует реванша, еще четыре пятиминутки. Я отвечаю: "Доктор, я не хочу больше с вами играть, оставлю себе этот результат на вечную память". Алехин понервничал, но все же не обиделся. Так вот мы и повстречались.

      Потом, в том же Париже, я бывал у него дома. Это был на редкость гостеприимный человек. И очень доброжелательный, щедрый. Независимо от того, в какую силу играл его гость, он с удовольствием делился с ним дебютными анализами. Совместно исследовал различные позиции. Я к нему прямо-таки зачастил. В первом своем международном турнире сделал с Алехиным ничью, хотя положение мое в финальной позиции было получше. Но ведь было мне девятнадцать лет, и играл я с чемпионом мира, потому и предложил ничью, которая была принята моим маститым соперником. Там еще играли такие знаменитости, как Бернштейн, Зносско-Боровский, Савелий Тартаковер, которого я считаю своим первым настоящим учителем в шахматах. Мы с ним особенно часто встречались в кафе, много "блицевали". Я разделил 4-5 места. Потом в парижском шахматном клубе "Пале-Рояль" был молниеносный турнир. За участие надо было платить, а с деньгами у меня было туговато. Алехин спрашивает: "Почему не играет Лилиенталь?". Ему объяснили, и Алехин внес за меня взнос. Я на его деньги, расстаравшись, занял первое место, хотел уплатить долг, поскольку получил какие-то призовые, но Александр Александрович отказался: "Когда станете мастером, тогда и вернете". Но и позже, когда я уже был мастером, отмахивался, так и остался за мной этот должок.

      Еще повспоминаю. На турнире в Гастингсе, на рубеже 1933/34 гг., Алехин переиграл меня по дебюту. Я защищался отчаянно и если бы на 31-м ходу пошел своим королем не на d8, а нa d7, Алехину было бы трудно выиграть. В результате этого моего просчета он победил, но я эту партию включил, единственную из проигранных мною, в свою книжку "Жизнь - шахматам". Потому что горжусь даже этим своим поражением. Тут вот что любопытно. Алехину пришлось в следующем туре в течение десяти часов преодолевать сопротивление англичанина Митчелла. И, как потом посмеивались, только после успеха в этой рекордно утомительной партии он сумел настичь меня. Мы разделили 2-3 места.

      С этим турниром, кстати сказать, у меня связаны не самые приятные воспоминания, хотя и добился там спортивного успеха. Вот вы говорите, Алексей, какой, мол, я хороший человек, все любят, никогда никого не обидел - захваливаете, мне даже неудобно. А вот как раз там, в Гастингсе, был случай иного свойства. Я, кажется, никому о нем не рассказывал, вам - первому. Мой друг Сало Флор, занявший там первое место, опередив нас с Алехиным на пол-очка, был веселым человеком, обожал шутки и розыгрыши. Он и подбил меня.

      После турнира играет Алехин в компании в бридж. Огорченный сравнительной неудачей, пьет виски стакан за стаканом, тут я к нему и подхожу: "Поздравляю вас, доктор, с тем, что после десятичасовой борьбы с Митчеллом вы сумели меня догнать...". Уж мне ли не знать, что в шахматах бывает и такое - чемпион мира не может справиться с заведомо более слабым противником. Бестактная, конечно, шутка, тем более, что Алехин всегда ко мне прекрасно относился, всегда помогал.

      В том своем состоянии он не воспринял юмора. Алехин резко бросил карты и отрубил, таким злым я его никогда не видел: "Господин Лилиенталь (уже не Андрей, как обычно, а - господин), в дальнейшем в тех турнирах, где буду играть я, вы участвовать не будете". Я очень переживал - такого человека обидеть. Ошибку надо было исправлять.

      Поздно ночью в отеле мы с Флором подошли к номеру Алехина, Флор постучался и вошел, я остался ждать в коридоре. Через какое-то время меня позвали. Я искренне принес извинения. Алехин их принял, инцидент был исчерпан, конфликт улажен, добрые отношения восстановились.

       Позже меня даже пригласили в Прагу, где Алехин и Флор, нашедший спонсора с необходимыми 10 000 долларами, подписали контракт о матче между ними за мировое первенство. Матч, однако, не состоялся: гитлеровцы вторглись в Чехословакию, тут уж было не до шахмат.

     Алехин был интеллигентнейший человек, у вас в журнале, я видел, есть рубрика "Истинно русские характеры", так вот, про таких, как Алехин, в этом разделе и надо писать. Я, будучи юнцом, из иностранных языков знал только немецкий. Так он всегда с готовностью приходил при необходимости мне на помощь, а владел Алехин едва ли не всеми европейскими, и не только европейскими, языками.

     - Следовательно, Андрэ Арнольдович, к моменту первой встречи с Алехиным вы уже были сильным игроком. Видимо, обучились шахматам в раннем детстве, как многие известные мастера?

      - Совсем наоборот. Всего тремя годами раньше приятель, такой же безработный, как и я, мы вместе обивали пороги профсоюзных организаций Будапешта, в надежде куда-нибудь устроиться, показал мне, как ходят шахматные фигуры. Поначалу он давал мне вперед ферзя и две ладьи - и выигрывал. Но уже через несколько недель я, в свою очередь, предложил ему в качестве форы целого ферзя. И заматовал его короля. Это была, пожалуй, самая опасная партия в моей жизни. Взбешенный учитель схватил свою палку. К счастью, преследователь догнать меня не мог: у него был протез... Как бы то ни было, а шахматы я полюбил настолько, что мог играть день и ночь.

      - Спасибо, Андрэ Арнольдович. Так, может, теперь о Капабланке?

      - Помню наше первое свидание. Здесь, наверное, уместно некоторое отступление. Мастером я стал в 15 лет. Но отнюдь не шахматным. Получил диплом мастера-портного, научившись строить брюки, костюмы. Можно сказать, это умение досталось мне по наследству. В первую мировую войну отца в России интернировали, он находился в Оренбурге, а мама, потерявшая голос, пошла в портнихи и на скудные свои заработки растила троих детей.

      - Про такое и слышать грустно...

      - Тяжелые были времена. Дома работы я не нашел, покинул Венгрию, попал в Австрию, потом в Берлин, Париж. Увидел в Вене афиши о сеансе одновременной игры Хосе-Рауля Капабланки. Хочешь играть - плати 10 шиллингов. Для меня это была солидная сумма, но я наскреб последние и сел за столик. Даже не заметил, как остался с великим маэстро один на один. У меня в эндшпиле была фигура за две пешки, но я, подавленный авторитетом моего могучего противника, предложил ничью, которая, разумеется, были принята. Запись партии протянул было своему кумиру за автографом, но он уже улетучился. Как я дознался - на очередное свидание с дамой: Капабланка, дипломат и собой красавец, был в глазах женщин неотразим и сам к ним, мягко говоря, неравнодушен. Через пять лет мы снова встретились, но уже на турнире.

      - Об этой партии, сыгранной в том же Гастингсе, но уже в 1934/35 гг., знает каждый, кто имеет хоть малейшее отношение к шахматам - она хрестоматийна. Как же, не кому-нибудь, а гениальному кубинцу пожертвовать на 20-м ходу целого ферзя, и уже через шесть ходов отпраздновать победу - такой строки в шахматной биографии любому хватило бы на всю жизнь. Вы и сегодня этим гордитесь?

      - Не очень. Раз уж удалось пожертвовать ферзя, значит противник предоставил тебе эту возможность, где-то ошибся. Допускаю, что Капабланка меня, молодого, несколько недооценил. Вообще же Капа, по-моему, за свою блистательную карьеру проиграл всего 31 партию, и это было его 28-е поражение. Мне, уж если вспоминать, больше нравятся победы над Ботвинником, чисто позиционная, и над Бондаревским - в последнем туре того же чемпионата СССР 1940 года. Мне нужно было непременно выиграть, чтобы догнать соперника и разделить с ним 1-2 места. И вообще, то соревнование я прошел без поражений, и, будучи уже международным гроссмейстером, получил звание гроссмейстера СССР, что стоило не меньше, а может и больше.

      А вот и "хрестоматийная" партия:

      Защита Нимцовича. А.Лилиенталь - Х.-Р.Капабланка. Международный турнир в Гастингсе, 1934/35 гг.

1.d2-d4 Kg8-f6 2.с2-с4 е7-е6 3.Кb1-c3 Cf8-b4 4.a2-a3 Cb4:c3+ 5.b2:c3 b7-b6 6.f2-f3 d7-d5 7.Cc1-g5 h7-h6 8.Cg5-h4 Cc8-a6 9. e2-e4 (жертва пешки ради атаки в перспективе). 9. ...Са6:с4 10.Cf1:c4 d5:c4 11.Фd1-a4+ Фd8-d7 12.Фa4:c4 Фd7-c6 13.Фс4-d3 Kb8-d7 14.Kg1-e2 Ла8-d8 15.0-0 a7-a5 16.Фd3-c2 Фс6-с4 17.f3-f4 Лd8-c8 18.f4-f5! (делая этот ход, встретивший осуждение многих комментаторов, белые уже предвидят возможную жертву ферзя и теперь напряженно ждут ответа противника).

18. ... е6-е5 19. d4:e5 Фс4:е4 (ловушка сработала!) /диаграмма 1/. 20. е5-f6! (жертва сильнейшей фигуры состоялась!)

20. ... Фе4:с2 21.f6:g7 Лh8-g8 22. Ke2-d4 Фс2-е4 23.Ла1-е1 Кd7-c5 24.Ле1:е4+ Кс5:е4 25.Лf1-e1 (заключительный ход комбинации, после которого белые остаются с материальным перевесом).

25. ... Лg8:g7 26. Ле1:е4+ Кре8-d7. Черные сдались, не дожидаясь очевидного ответа 27.Ле7+.

      С детства наслышан о том турнире. Маленьким мальчиком листал я чуть пожелтевшие уже страницы газеты "Шахматы и шашки в рабочем клубе 64". Обратил внимание на дружеский шарж, если таковые бывают "дружескими", и на сопровождение - вирши бойкого стихоплета:

         "На трон взобравшись королевский

         И оперевшись на карниз

        Лилиенталь и Бондаревский

        Глядят, встревоженные, вниз..."

      Почему же счастливые победители бьют тревогу? А потому, что на них снизу, с шестого места, строго взирает "мужчина в роговых очках". И заключение:

         "У королей моих кручина,

         Не радует их Новый год:

         Ужели этот злой мужчина

         У них корону отберет?"

      Ботвинник корону отобрал. Тем самым, чего уж скрывать, сыграл роковую роль в карьере шахматиста Лилиенталя. Но тут, к месту, и посплетничать. Дело сложилось так, что на мировом шахматном троне сидел "белоэмигрант" Алехин, пришла пора с ним разобраться. По всем формальным признакам, право на матч с чемпионом имел, в первую очередь, Пауль Керес. Но его кандидатура никак не устраивала советское руководство: Прибалтика только что была нами захвачена, и эстонец на роль претендента не годился. Другое дело, советский человек Ботвинник, тем более, что и Алехин не имел ничего против того, чтобы с Михаилом Моисеевичем сразиться, желательно - в Москве, поскольку величайшего из чемпионов достала ностальгия, и он мечтал вернуться на родину и помереть там, а не в какой-нибудь Португалии, как впоследствии и случилось. Однако провал Ботвинника в том чемпионате СССР сильно повлиял на его реноме, как-то сразу сбросил его с высших ступеней шахматной иерархии. Потому у нас и придумали: не проводить матч за абсолютное первенство между Лилиенталем и Игорем Бондаревским, а организовать матч-турнир шести, к которому недавние лауреаты подошли неподготовленными. Все состроил Ботвинник, к которому весьма прислушивались высокие красные чины. Лилиенталь, расслабленный, спокойно давал в Свердловске свой рекордный сеанс на 200-х досках, так ему отбили телеграмму - приезжай, через неделю - первый тур. Когда уж тут было готовиться? Все было предрешено и получилось, как по писанному. Ботвинник был первым, Керес - вторым, а Андрэ Арнольдович, сыграв все-таки несколько великолепных партий, в итоге занял пятое место и хоть впоследствии поднимался иногда достаточно высоко, даже играл в 1950-м году в соревнованиях претендентов на мировое первенство, но в принципе уже был надломлен. И это в тридцать лет.

                                                                                                                           (Окончание в следующем номере)

  В библиотеку