- Анатолий Евгеньевич, известна история о том, как Александра Никитина, гостренера СССР середины 70х годов, а также многолетнего тренера Каспарова, заставили доложить “по инстанции” о вашей встрече с Фишером, и тогда вы сделали все, чтобы его, Никитина, уволили. Так все и было?

- Тут надо правильно расставить акценты. Действительно, 26 июля 1976 года я встретился с Фишером в Японии. Это был “черный день” в истории советских шахмат - мое “свидание” с Фишером состоялось в 7 часов вечера в Токио, а в 10 утра в Амстердаме в полицейский участок явился Корчной и попросил политического убежища. Учитывая разницу во времени на двух материках, это практически произошло в одно и то же время. А “черный день” - потому, что, с одной стороны, Корчной остался на западе, а с другой - никто из официальных лиц не радовался тому, что у Карпова появилась возможность договориться о матче с Фишером. Вспомните, сколько упреков было брошено в мой адрес, особенно от Каспарова (спустя десять лет!), что я взошел на престол, не сыграв с американским чемпионом.

Легко понять, что после такого конфликта с министром никакому Карпову не надо было прилагать усилий, чтобы Никитина уволили. Правда, впоследствии кое-кто представил это как расправу над тренером Каспарова. Смешно, ведь о Гарри тогда мало кто знал, ему было всего 13 лет.

- Почему у вас часто складывались напряженные отношения с шахматными властями?

- По разным причинам. В начале 90х годов президентом шахматной федерации стал Аркадий Мурашев - ставленник Каспарова. Мог ли я иметь с ним дело, если он откровенно признался, что будет выполнять только указания Каспарова? Естественно, за год Мурашев завалил всю работу. Потом я короткий срок неплохо взаимодействовал с Евгением Бебчуком. Но тут Каспаров решил двинуть другую шахматную фигуру - тяжеловеса Андрея Макарова, “международных дел мастера”, как назвал его Ботвинник. В результате адвокат незаконным образом захватил власть, правда, когда выяснилось, что партии, представленные им на звание международного мастера (в турнирах Макаров играл только в детстве), переписаны у Алехина и других гроссмейстеров, депутат Госдумы вынужден был с позором покинуть шахматный мир. С новой федерацией у меня не было особых конфликтов, но до сих пор никто из наследников Макарова не извинился передо мной за его постоянное хамство по отношению ко мне.

При советской власти много лет руководил федерацией, представлял наши шахматы за рубежом Юрий Авербах. Его обязанностью было отстаивать интересы страны перед ФИДЕ, но, как известно, он всегда защищал только свои собственные интересы. Например, в середине 70х годов , благодаря безответственности Авербаха, круговая система проведения шахматных Олимпиад, при которой мы были непобедимы, была заменена швейцарской, где заметно повышалась роль случая. Авербах имел жесткую установку противостоять этой системе. Но, вернувшись в Москву, он отчитался, будто как ни бился, ничего у него не вышло. Но мои приятели из ФИДЕ, присутствовавшие на заседаниях, рассказали мне, как “бился” Авербах: он не проронил ни одного слова.

Вот другой случай, имеющий отношение непосредственно ко мне. В 1969 году я стал чемпионом мира среди юношей. И, по положению, допускался сразу на межзональный. Однако в 1971м, до очередного межзонального, состоялся еще один юношеский чемпионат, и его выиграл швейцарский мастер Вернер Хуг. В ФИДЕ задумались, кого же из двоих допускать в заветный турнир. Я к тому времени уже был гроссмейстером (Хуг не стал им до сих пор), выиграл два супертурнира. Но на заседании, где решался этот вопрос, Авербах даже не попытался поддержать мою кандидатуру. Мои права чудом удалось отстоять, но не советской, а швейцарской федерации. Она разобралась в ситуации и твердо поддержала меня. Потом, правда, добились и включения Хуга - он занял последнее место в межзональном, а я - первое.

- Сейчас уже известны точно все обстоятельства, при которых был прерван ваш первый матч с Каспаровым в Колонном зале Дома союзов?

- Этой тайной за семью печатями владеет Кампоманес, но он пока ни с кем не собирается делиться ею. Мне известно, что существуют архивы Политбюро, которые содержат подробные записи, что творилось в 1985 году, и что конкретно делали Алиев и его помощники в феврале, о чем они говорили с тогдашним министром спорта Грамовым. Хорошо бы докопаться до этих архивов, но пока они недоступны. Вообще, напомню, что с 1982 года нашим спортом, как и культурой, медициной, транспортом, и чуть ли не всем Советским Союзом при больном Андропове, а затем немощном Черненко руководил Алиев, крестный отец Каспарова. Грамов слабо разбирался в спорте и лишь исполнял указания Алиева. Нет сомнений, что наш матч с Каспаровым был прерван при активном вмешательстве Алиева.

- Нелепое обвинение! Я сделал для Гулько все, что было в моих силах. Помог восстановить рейтинг, без которого шахматисту никуда не деться. Добился того, что Борису вплоть до самого отъезда платили стипендию, об этом прекрасно знает, например, его приятель гроссмейстер Разуваев. Но не от меня зависело, держать или отпускать человека.

- А вы могли заявить двадцать лет назад, что не сядете играть с Корчным, пока его сына не выпустят из тюрьмы?

- Во-первых, во время первого матча в Багио Игорь Корчной еще не был в заключении. И, между прочим, у меня всегда были хорошие отношения с ним. К сожалению, его мать Бэла Корчная умерла год назад после тяжелой болезни. Оба они жили в Лозанне, Игорь по сей день там. Во время моего последнего матча с Анандом он посещал матч, и мы не раз виделись.

- Многие годы считалось, что вы любимчик партии, типичный карьерист. Корчной както написал, что вы его всегда переигрывали в идеологическом отношении. Например, вас обоих просили назвать любимую книгу. Вы говорите - “Как закалялась сталь”, а Корчной - “По ком звонит колокол”...

- Это тоже хорошая книга. Но тот опрос проводился, кажется, журналом “Юность”, когда я еще был совсем юным. Ответ нужно было дать в течение пяти секунд. Впрочем, я и сейчас считаю, что роман Островского - талантливое произведение. Ну, а Корчному всюду мерещатся идеологические диверсии.

Что касается моего карьеризма, то это испытанный козырь Каспарова и Корчного. Напомню, что я вступил в партию в 28 лет, уже, будучи двукратным чемпионом мира, а Каспаров, стоит заметить, стал коммунистом в 19 или даже в 18 лет. Примерно в таком же возрасте, в студенческие годы, начал партийный путь и Корчной. Позднее “дитя перемен” Гарри Кимович часто оправдывался: “Чтобы стать чемпионом мира, необходимо было состоять в партии”. Но давайте посмотрим: Смыслов, Таль, Петросян и Спасский близко не были в партии. И я взошел на шахматный престол, не имея партийного билета... Как видите, лишь Каспаров (возможно, также Ботвинник, но это были иные времена) вступил в партию до того, как стал чемпионом мира. Так кто же из нас карьерист?

- Почему у вас с Ботвинником отношения то улучшались, то ухудшались?

- У Михаила Моисеевича был еще более тяжелый характер, чем у меня. Он, например, любил давать указания. И если вы их не выполняли, то заносил вас в специальный “блокнотик” и переставал разговаривать. Первый раз у нас отношения испортились в 60е годы, когда я занимался в его шахматной школе: он считал самым талантливым учеником моего друга Юрия Балашова. Но потом я обошел всех. Михаил Моисеевич очень переживал за меня во время московского матча с Корчным в 1974 году. Кстати, тогда, можно сказать, я объединил двух несовместимых шахматных королей - Ботвинника и Петросяна. Между собой они не общались, но оба болели за меня, часто звонили после партии.

Второй раз наши отношения с Ботвинником разладились, когда я встречался с Фишером. Патриарх был против этих контактов, а поскольку они продолжались, он занес меня в свой кондуит, причем на... десять лет. Вновь сошлись мы уже в его последние годы, часто виделись в его компьютерной лаборатории в шахматном клубе. Когдато Ботвинник симпатизировал Каспарову, но тот разорвал связи со своим учителем. Они вместе вели шахматную школу. Но затем - мало кто знает об этом - Ботвинник вынужден был уйти из школы Ботвинника! Не поверите, но его не аттестовали как шахматного педагога. Но энтузиазм Гарри Кимовича, как известно, всегда заканчивается быстро. Он провел одну или две сессии и потерял всякий интерес к школе. Тогда Ботвинника попросили вернуться. Но вы можете представить его реакцию!

- Один из самых тяжелых моментов в вашей жизни - 1983 год, когда вы расстались со свой первой женой. Развод - вообще дело трудное. Тем более, когда это касается известной личности: вся шахматная “общественность” обсуждала перипетии ваших семейных отношений. Большинство людей в таком состоянии не смогли бы даже двигать фигуры на доске. А вы с блеском выиграли чемпионат СССР...

- Искусство управлять своими эмоциями я постигал одновременно с шахматной наукой. Без этого не обойтись: сколько талантливых шахматистов не сумели реализовать себя, потому что в критические моменты не справлялись с нервами. Но справедливости ради замечу, что пик моего семейного конфликта пришелся на 1982 год, когда по инициативе Ирины, моей первой жены, была разрушена семья. В 1983м году я уже успокоился. И мы лишь оформляли свои отношения. Ходили самые невероятные слухи о нашем разводе. На самом деле, мы развелись спокойно, без скандалов. В суде была сделана запись, что супруги сами, по согласию, договорятся между собой, как обеспечивать ребенка, как делить имущество и т.п. Никаких проблем у нас не возникало ни тогда, ни сейчас.

- Сын, слава Богу, вырос серьезным человеком, ему сейчас уже 19. Занимается компьютерами, и так же увлеченно, как я в его годы - шахматами. У него свой путь, он строит жизнь сам, не пользуясь именем отца. У нас вполне нормальные отношения. Но видимся мы редко. А с кем я вижусь часто, если девять месяцев в году провожу за границей?

- В 1984 году во время матча с Каспаровым у вашего соперника был бурный роман с популярной актрисой, красивой женщиной Мариной Нееловой. Вы завидовали ему?

- Не уверен, что популярность - важный фактор в интимных отношениях. Гораздо ценнее, чтобы твоя спутница отличалась добротой, понимала все твои проблемы. Что же касается внешних данных... Говорят, что обе мои жены - и Ирина, и Наталья - при желании вполне могли бы стать фотомоделями.

- Правда ли, что ваша коллекция марок - самая богатая в мире?

- Чемпионат мира по этом виду спорта не проводится. Но есть немало тем, в которых пальма первенства принадлежит мне. В частности, со мной трудно соперничать в “Олимпийских играх”, особенно, если это касается Антверпена, 1920 год. Недавно я впервые выставлял эту коллекцию в Москве. Да и вообще, бельгийский раздел моего собрания марок самый представительный в мире. Почему именно Бельгии отдано предпочтение? Когда я начинал собирательство, мне повезло: я сумел достать почти всю “классику” этой страны. То есть, первые марки Бельгии, еще до 1900 года. Они произвели на меня весьма сильное впечатление. К тому же мне казалось, что страна маленькая, и проще будет собрать все марки. Потом выяснилось, что Бельгия в этом отношении не уступает другим странам, но я уже слишком увлекся...